Кровь и почва русской истории

По-видимому, расовые и этнические архетипы существуют не как нечто противостоящее универсальным архетипам или отдельное от них, а в виде более узких и специализированных проявлений универсальных человеческих мыслеформ, подобно отходящим от ствола ветвям. В этих специализированных мыслеформах отложился не опыт человечества в целом, а специфический опыт групп людей, выделившихся тысячи (или сотни тысяч и даже миллионы, когда речь идет о расовых стволах) лет тому назад. В то же время этнические архетипы предполагают, если следовать юнговской логике, врожденную этническую память, этническое бессознательное.

Современная психология экспериментально подтвердила концепцию Юнга о коллективном бессознательном и архетипах в целом. По словам одного из крупнейших мировых психологов, основателя революционного направления трансперсональной психологии Станислава Грофа: «Материалы, полученные в психоделических изысканиях и при глубинной эмпирической работе, явно свидетельствуют о существовании коллективного бессознательного и о динамике архетипических структур, поддерживают представление Юнга… о существовании креативной и проективной функций бессознательного…»[67].

В нашем случае особенно важно, что были обнаружены ценные доказательства существования врожденной этнической памяти. В транспсихологических исследованиях была достоверно установлена способность индивидов переживать короткие эпизоды или длительные истории, происходившие в отдаленном историческом прошлом и в различных этнических и культурных контекстах, с которыми они (индивиды) были связаны исключительно своим этническим происхождением. Причем это «припоминание» происходило даже с теми, кто полностью порвал с «материнской» культурой и ассимилировался в новую (речь идет об аккультурации, а не биологической ассимиляции).

Чистота проведенных экспериментов подтверждалась тем, что пациенты достоверно не обладали информацией об описываемых ими эпохах и ситуациях, в то же время их воспоминания верифицировались специалистами (историками, археологами, антропологами, этнологами) как весьма точные. Причем в подобных воспоминаниях отсутствовала личная вовлеченность или отождествление, которые могли бы объясняться родовой, семейной памятью[68].

В теоретическое русло концепции архетипов укладываются и весьма нетривиальные наблюдения советских генетиков Рычкова и Ящука. Сопоставив ряд классификаций сибирских этнических групп (антропологическую, лингвистическую и этнографические классификации орнаментов и шаманских бубнов) с точки зрения их генетической информативности, они указали на «возможность одинаковой генетической информативности классификаций различных этнических признаков, включая столь несхожие, как язык и типы шаманских бубнов. Это возможно при условии, что выработкой таких признаков сопровождалось формирование тех структурных элементов популяционной системы, которые оказывались генетически значимыми, поскольку внутри именно этих возникших элементов в дальнейшем продолжался процесс воспроизводства населения»[69].

Проще говоря, специфические культурно-исторические формы коррелируют с этнической генной спецификой. В контексте юнговского подхода это означает, что в этнографической, лингвистической и прочих классификациях эксплицировался закодированный в генах этнический архетип. В более широком смысле можно предположить, что так называемые «этнические признаки» отражают биологическую сущность этноса и в снятом виде содержат информацию о его генетической эволюции. 

В лоне современной культурной антропологии/этнологии сформировалось несколько концепций, позволяющих экстраполировать юнговскую теорию коллективного бессознательного и архетипов в сферу этнического. Для моего исследования очень полезна концепция Л.Пая о «чувстве ассоциации» - бессознательной схеме, определяющей «возможность и характер или даже саму способность членов данной культуры (в данном случае культура понимается как тождество этничности. – В.С.) к коммуникации между собой, а следовательно, способность к коллективным действиям» [70]. Благодаря этому чувству даже находящиеся по отношению друг к другу в состоянии скрытого или явного конфликта группы общества имплицитно согласовывают свои действия. Вполне очевидно, что такая синхронность действий и бессознательная интеграция этнической группы возможна лишь в случае, если ее членов объединяет общий взгляд на мир и общая манера действий в нем – то, что я и называю этническими архетипами.

Существование «чувства ассоциации» легко можно проверить в иноэтничной среде, когда внезапно узнаешь в совершенно незнакомом тебе человеке соотечественника. Причем происходит это узнавание не потому, что он заговорил, не по его одежде, а по множеству неуловимых психологических нюансов. И очень трудно объяснить, как и почему это происходит.