Популярные постмодернистские концепции ситуативной этничности имеют своей базовой методологической посылкой бессознательную ошибку или сознательную фальсификацию. Взять, например, идею Фредерика Барта об определяемой культурными границами ситуативной этничности. Суть ее в том, что сам факт проведения границ в гомогенной среде конституирует группы, в том числе этнические. Но почему (само)разграничения создают этническую специфику там, где ее раньше не было и где присутствовало исключительно неэтническое содержание? Оппозиционалистское противопоставление «мы – они» свойственно осознанию индивидом своей принадлежности к любой группе с аналогичными свойствами. В той мере, в какой эти оппозиции формируются и осознаются, они основываются на присущих только им собственных признаках. Иначе говоря, противопоставление мужчин и женщин, стариков и детей основывается на биологических признаках, социальных групп – на их месте в структуре данного общества и т.д. Стало быть, в основе этнической оппозиции должен лежать этнический признак, который, напомню, обнаружить не удалось.
И уж совершенным абсурдом прозвучит допущение, что сам факт проведения границ генерирует этничность из ничего -
Столь же «убедительна» концепция возникновения этничности вследствие путешествия индивидуальной/коллективной идентичности по набору доступных в данных момент культурных конфигураций или систем[35]. Здесь терминологический блеск прикрывает нищету интеллекта и отсутствие хотя бы элементарной логики. Если те или иные «культурные конфигурации или системы» приобретают этнический характер, значит ли это, что культура хотя бы в части своей имманентно этнична? Если же этническую окраску «конфигурациям и системам» придает «дрейфующая идентичность», то в какой своей части этнична индивидуальная/коллективная идентичность? Если неэтничны ни культура, ни идентичность, то почему в результате их взаимодействия возникает совершенно новое, пусть даже ситуативное, этническое качество? Любые формы взаимодействия культуры и идентичности «не тянут» на статус обладающей эмерджентным свойством (то есть способной порождать новую функцию, новое качество) системы.
Интеллектуальный стиль и концептуальное «богатство» постмодернистской этнологии можно описать двумя хлесткими фразами: логика железная, да точка отправления дурацкая (или откровенно сфальсифицированная); релятивизм – диалектика дураков.
Вне зависимости от парадигмальной принадлежности социологические концепции этноса/этничности оказалась перед общей неприятной дилеммой: оценить собственную теоретическую неспособность «ухватить» этничность как результат отсутствия объекта исследования – этноса/этничности (как бы они при этом не понимались – субстанциально или как реальность отношений), или же признать неадекватность теоретической концептуализации природы изучаемого явления.
Первая возможность была доведена до логического завершения призывами «забыть о нации», устранив само это слово из «языка науки и политики», и организовать «реквием по этносу»[36]. Однако обыденное и научное сознание оказывает непреодолимое сопротивление попытке доказать несуществование того, что не просто самоочевидно, но и капитально в своей самоочевидности. В этом смысле приведенная во введении мысль об этничности как явлении,
Бесспорный кризис понимания этничности вызван не отсутствием самого исследовательского объекта, а ошибочным подходом к самой природе этнического. Как в анекдоте, ученые ищут монету там, где светло, а не там, где она потеряна. Если все попытки обнаружить и доказать социальный характер этнического несостоятельны, то, возможно, его природа вовсе не социальная, а
В общем, как говаривал Шерлок Холмс: если все невозможное отброшено, то оставшееся и будет решением проблемы, даже если оно кажется невероятным.