Кровь и почва русской истории

Так вот, неокортекс может вообще отключаться, или его влияние на поведение и мотивацию человека может значительно ослабеть с соответствующим усилением лимбического мозга и Р-комплекса. Это достоверно доказано медициной. Не так уж трудно человеку вызвать из бездн своей памяти не только обезьяну или свинью, но даже змею или доисторического ящера. Одному из крупнейших психологов конца XX в., Станиславу Грофу, это неоднократно удавалось в ходе его революционных экспериментов по изменению человеческого сознания, причем достоверность полученной информации была подтверждена зоологами-палеонтологами[465]. В этом свете сравнение некоторых людей и их поведения с животными перестает быть просто избитым литературным приемом, а приобретает прямой, нередко зловещий, смысл.

Теперь давайте представим людей, у которых неокортекс был изначально ослаблен в пользу лимбического и рептильного мозгов. В прежнем историческом контексте их скрытые потенции подавлялись, и они вынуждены были их скрывать. Но вот открылся уникальный исторический шанс, когда «звериное» начало оказалось не недостатком, а колоссальным исходным преимуществом. Естественно, оно вылезло наружу, стало править бал и адаптировать ситуацию под себя, а не адаптироваться к ней. Говоря огрублено, строить мир для хищников и дичи. 

Внешне это, безусловно, люди, причем зачастую не лишенные внешнего лоска и даже рафинированности. Но вот по своему социальному поведению, по своей глубинной (даже не осознаваемой ими самими) мотивации они уже перестали быть людьми. Мог ли старик Ницше вообразить, что его призыв «преодолеть в себе человеческое» станет игрой не на повышение, а на понижение, приведет не к человекобогу, а к зверочеловеку! Впрочем, опускаться всегда легче, чем подниматься.

Было бы заблуждением полагать, что наша элита асоциальна как таковая. Нет, она социальна – несоциальных животных не существует. С одним крошечным уточнением: присущий российской элите и тщательно пестуемый ею тип социальности по своей сути носит дочеловеческий характер, и в этом смысле он противоположен социальности человеческой.

В лучшем (подчеркиваю: в лучшем!) случае мы – «дикари», с которым вынуждены иметь дело «цивилизаторы». Такова культурная и ценностная аксиология современной российской элиты, в том числе составляющей руководящий государственный слой. Качественное исследование ценностно-культурного профиля российской элиты обнаруживает системообразующую роль ценности иерархии, задающей структуру ценностей и тип поведения. Понимаемая как легитимность неравного распределения власти, ролей и ресурсов, иерархия суть установка на неравенство. В этом смысле базовая ценность элиты субстанциально антидемократична, она последовательно и глубоко антагонистична субстанциально демократической ценности равноправия - подхода к индивидам как равным перед законом, моралью и разделяющим основные человеческие ценности.

Однако отношения между «ними» и «нами» не объясняются только материальным неравенством, для их объяснения явно недостаточны классические теоретические модели вроде социального отчуждения, классовой вражды и культурного разрыва. Это все присутствует, но вместе с тем есть нечто гораздо более глубокое и основательное – антропологический разрыв. Поговорите с теми, кто не понаслышке знаком с нравами правящего сословия или, если есть возможность, сами изучите их изнутри, так сказать, методом встроенного наблюдения.

Вот лишь один пример: приобретение в собственность земли с живущими на ней людьми, что подается как благотворное влияние на экономику. Говоря без обиняков, речь идет о фактическом восстановлении крепостного права. Но ведь подоплеку такого социального сдвига составляет именно антропологическая минимизация человека - наделение его статусом недочеловека, «говорящего орудия»!

Активность элиты, ее социальные и культурные практики сознательно или неосознанно форсируют одичание России, разрушая общественную мораль, нравственность, социальную и культурную ткань. Это не морализаторская инвектива в адрес богатых и преуспевших, а социологическое наблюдение определенной жизненной и социальной стратегии, причем по-своему вполне рациональной. Хотя рынок и капитализм небезосновательно трактуются как воплощение рациональности, «рациональность в своем “чистом определении” – как отимизация связи целей и средств – отнюдь не предполагает… выполнение данных обещаний, соблюдение принятых на себя контрактных обязательств и вообще осуществление каких-либо этических норм и определенных правил поведения (в том числе - и “рыночных”). Ведь кратчайшим и потому более рациональным путем достижения вожделенных целей могут в некоторых обстоятельствах окзааться убийство, обман, вымогательство, а не эквивалентный обмен, оказание взаимной услуги или исполнение обязательства вернуть долг»[466]. Отечественная элита транслирует в общество не «протестантскую этику» как морально-этическое основание цивилизованного капитализма, а ее антипод.