– Что ж, и то хорошо, – кивнул торговец. – Вы хотели приобрести что-то для повседневного быта? – уточнил он.
– О да! – подтвердил настоятель.
– Тогда прошу вас, выбирайте. У меня есть всё необходимое.
Покупок получилось слишком много. Торговец расчувствовался от проявленной щедрости покупателей и выделил им тележку, дабы доставить новый скарб до церкви.
Время шло, серебряные скудо настоятеля постепенно таяли. Но в церковь никто из горожан не заходил, даже несмотря на то, что её восстановленные ворота были распахнуты настежь. Вальденсы предпочитали обходить её стороной.
Настоятель пребывал в отчаянье, ему было стыдно от собственного бессилия. Тогда он решился отправиться к бургомистру и, проявив всё своё обаяние и дар убеждения, просить помощи.
В один из холодных зимних дней полуголодный настоятель Хиллер направился к дому бургомистра. Достигнув ворот, он обратился к стоявшему стражнику:
– Могу ли я видеть господина бургомистра?
– Он в ратуше, на собрании магистрата.
Настоятель кивнул в знак благодарности:
– Сохрани тебя Господь! – и отправился на центральную площадь Мюльхаузена.
Хиллер подошёл к ратуше в тот момент, когда почтенные отцы города уже покинули её и стояли пёстрой толпой, с жаром обсуждая между собой насущные проблемы.
У настоятеля «засосало под ложечкой», но делать нечего, просьба о помощи – единственный выход. Он без труда определил в толпе бургомистра – самого важного, самого толстого и разодетого по последней моде Тюрингии в тёмно-зелёный бархатный плащ, подбитый лисьим мехом, пышный берет из такого же материала и высокие сапоги.
– Господин бургомистр! – обратился настоятель к важному чиновнику, не узнавая собственного голоса.
Тот резко повернулся, удивлённо воззрившись на Хиллера.
– Монах?! – воскликнул почтенный отец города, холодея от воспоминаний, связанных с событиями многолетней давности.
– Я – новый настоятель церкви Святой Каталины. Вот мои бумаги, – Хиллер с поклоном протянул их.
Бургомистр развернул их, проявляя явный интерес, члены магистратуры также окружили своего патрона, пытаясь заглянуть в документы.
– Так, вы из ордена цестерианцев! – бургомистр был явно удовлетворён этим открытием. – Что ж, приступайте к своим обязанностям, настоятель, – миролюбиво заявил бургомистр и протянул Хиллеру документы. – Одно могу сказать: придётся вам нелегко! Уж поверьте!
– Господь не искал лёгких путей, что и нам завещал делать, – смиренно ответил Хиллер.
Отцы Мюльхаузена несколько растерялись – молодой неопытный настоятель, а такой почтительный.
– По вопросу «нелёгких путей» я и хотел побеспокоить вас, господин бургомистр, – Хиллер поклонился.
Бургомистр окончательно опешил и ответил на поклон кивком головы, утопая подбородком в пышном лисьем меховом воротнике.
– Что я могу для вас сделать?
Хиллер, понимая, что в городе вальденсов просить многое нельзя и опасно, также смиренно вымолвил:
– Оказать помощь, хотя бы самую малую, в восстановлении церкви. Она, увы, в плачевном состоянии. Когда я вошёл в неё, то первое, что обнаружил, это брошенное и осквернённое распятие на полу. Да и всё в подобном виде: и алтарь, и кафедра, и мои покои, и подсобные помещения, чаша для крещения отсутствует вовсе.
– Да, возможно… – неопределённо протянул бургомистр, вспоминая, как горожане громили церковь Святой Каталины после отъезда отца Конрада и Иоанна. Вместо устрашения и уничтожения ереси у инквизиторов получилось обратное – всепоглощающая ненависть к католической вере, повлёкшая за собой разграбление церкви и усиление учения вальденсов. Сам же бургомистр был католиком и часто молился дома перед распятием, но религиозные взгляды хранил при себе – слишком много среди членов магистратуры вальденсов, и он не хотел осложнений.
– Пришлите мне список того, что требуется для церкви. Я же подумаю, как вам помочь, – подытожил бургомистр.
Через несколько дней, когда Хиллер и его помощник окончательно замёрзли и оголодали в своих покоях, если их таковыми вообще можно назвать, появился посыльный. Он окинул взглядом убогое жилище настоятеля и произнёс:
– Господин Хиллер, велено вам передать! – и протянул кожаный мешочек, из которого со звоном выпало несколько монет и письмо.
Хиллер тут же развернул пергамент:
– Благослови тебя Господь, господин бургомистр, – прошептал Хиллер.