— Магия бледнокожих слабаков, которые, не в силах противостоять богу солнца, обгорают и падают в обморок.
— Я принёс это, чтобы ты сама убедилась, сколь смехотворно слабы испанские снадобья. Порошок, что внутри этого кисета, отец Антонио использует, чтобы прижигать кожные наросты. Его смешивают с водой и растирают на больном месте. После этого нарост исчезает, а место, где он был, некоторое время растирают раствором послабее, чтобы не дать болезни вернуться.
— Ба! — Она пнула кисет, и он полетел через комнату. — Мои зелья сильнее!
Цветок Змеи соскребла зелёное вещество с раскалённого камня в маленькую глиняную чашку.
— Вот, метис, отнеси это Миахауцуитль. Это сонный отвар, я специально его приготовила, зная, что ты придёшь.
Я изумлённо уставился на колдунью.
— Но как ты догадалась, что я приду за снотворным?
Она визгливо рассмеялась.
— Я много чего знаю.
Я потянулся за чашкой, но Цветок Змеи отодвинула её, смерив меня оценивающим взглядом.
— Ты вымахал, как стебель маиса под солнцем. Ты больше не мальчик. — Ведьма ткнула в меня пальцем. — Я дам тебе это снадобье, и духи сна исцелят Миахауцуитль, но взамен ты должен будешь послужить мне.
— Каким образом?
Она снова визгливо рассмеялась.
— Узнаешь потом, метис, всему своё время.
Я поспешил обратно к матери, оставив кисет из оленьей кожи у колдуньи. У неё на тыльной стороне ладони имелся как раз такой нарост, какие отец Антонио легко сводил у испанцев с помощью ртутной смеси. Именно это средство я и принёс ведьме. Мне было понятно, что Цветок Змеи страшно из-за этого нароста переживает, ведь неспособность колдуньи самой избавиться от кожного недуга могла заставить жителей деревни усомниться в её магии. И то сказать: под силу ли ей изгонять демонов хвори из других, если она не может помочь себе?
На обратном пути я принюхался к снадобью, которое дала мне Цветок Змеи, и мне стало любопытно, из чего оно состоит. Я узнал мёд, лайм и октли — сильнодействующий напиток, сходный с пульке, который делают из перебродившего сока агавы. Входили в состав снадобья и другие травы, в том числе, как я узнал позже, йойотль, снадобье, которое жрецы ацтеков использовали для успокоения и умиротворения тех, кто предназначался в жертву богам. Их опаивали йойотлем перед тем, как вырезать сердце.
Три дня спустя колдунья востребовала с меня долг. Явившись ночью, она повела меня в джунгли к тому месту, где когда-то мои предки-ацтеки приносили детей в жертву богам. Накидка с капюшоном покрывала Цветок Змеи с головы до пят. Я последовал за ней с опасением: руки женщины скрывал плащ, но пальцы ног были видны — и к каждому был прикреплён коготь. А что ещё могло таиться под длинной накидкой, просто боязно было подумать.
Однако, хоть меня и прошиб холодный пот, это нежданное приключение отвлекло меня от тревог менее таинственного, но более ощутимого свойства. После того случая с управляющим отец Антонио и Миаха несколько раз заводили какой-то спор, и хотя, стоило мне приблизиться, отсылали меня прочь, не давая услышать ни слова, и так было ясно, что речь идёт обо мне.
Цветок Змеи и я битый час плутали по джунглям, пока не вышли к почти полностью заросшей лианами и другими растениями каменной пирамиде. До сих пор мне ни разу не доводилось видеть древних святынь ацтеков, хотя об этой пирамиде я знал из разговоров, что велись в деревне. Священник категорически запрещал прихожанам посещать такие места, не говоря уж о том, чтобы там молиться или совершать какие-то обряды. Это считалось святотатством.
В сумрачном свете полумесяца Цветок Змеи с ловкостью лесной кошки вскарабкалась по ступенчатому склону храма и теперь ждала меня возле большого и плоского жертвенного камня. Колдунья скинула накидку из тростника, и я, увидев, что было надето под ней, вытаращился от изумления. Нижнюю часть тела женщины прикрывала юбка из змеиной кожи, а большая, полная грудь оставалась обнажённой. Между сосков свисало ожерелье из крохотных ручек и сердечек. Как я ни присматривался, но определить с уверенностью, кому они принадлежат, обезьянкам или младенцам, так и не смог.
Храм поднимался на высоту пятидесяти футов — просто карлик по сравнению со многими величественными храмами ацтеков, о которых я слышал, — но в лунном свете он показался мне исполинским. Когда мы стали приближаться к вершине, я затрепетал: ведь на этом месте когда-то тысячами приносили в жертву детей.
Моя спутница была одета как Коатликуе, Женщина-Змея, богиня-покровительница земли, мать луны и звёзд. Поговаривают, что вызывающее суеверный ужас ожерелье Коатликуе было сделано из рук и сердец её собственных детей, убитых страшной богиней за непослушание.
И место, где мы сейчас находились, предназначалось как раз для такого рода мрачных деяний. Здесь малых детей зверски убивали, принося в жертву Тлалоку, богу дождя. Слёзы детей символизировали падающий дождь, и чем сильнее они плакали, тем больше было надежды на то, что дождь напитает дающий жизнь маис.