Лежа ничком на пуфе, она больше не осмеливалась кричать. Уже более часа шестеро мужчин, по очереди, потребляли ее во все места, заливая своей спермой. Бутылка рома ходила по кругу, и в промежутке между двумя совокуплениями они с непристойными шутками сравнивали свои мужские достоинства. Хосефа переходила от одного к другому, как жонглер тарелками, мастурбируя одного, потом другого, позволяя себя лапать, но никогда не заходя слишком далеко. Ей доставляло садистское удовольствие возбуждать их, чтобы потом они с большим рвением трахали пленницу...
В маленькой комнате стоял тяжелый дух табака, греха и спиртного.
В углу Хусто, один из двух колумбийцев, с налитыми кровью глазами, медленно поглаживал свой узловатый член.
Дверь открылась, и вошла Кукарача, сияя профессиональной улыбкой.
— Хорошо развлекаетесь, господа?
— Como no![54] — воскликнул полковник Мануэль.
— Не покалечьте, ее, — порекомендовала блондинка. — Полковник очень дорожит ею.
— Мы всю ее затрахаем, — крикнул колумбиец. — Видела бы ты эту задницу...
Она снова закрыла дверь. С двенадцатью сотнями долларов за вечер американка могла принести ей немалый доход, прежде чем ее отправят в провинцию. А еще через некоторое время ее передадут в гаитянский бордель, специализирующийся на совокуплении женщины с ослом. Туристы платят за это очень дорого, но женщины долго не выдерживают.
Колумбиец приблизился к Карин, наклонился и своими руками лесоруба развел полушария ее ягодиц. Американка взвыла. Жестокий удар заставил ее закричать. Хосефа скользнула к ней и сказала на ухо:
— Если ты будешь ломаться, будешь бита, Кукарача очень строга...
Она подошла к колумбийцу, который, стоя на коленях на пуфе, раскачивал свой огромный член перед задом Карин под возбужденный смех остальных пяти участников. Он наклонился, и его орган коснулся отверстия, сжавшегося от страха. Карин отбивалась, и он соскользнул. Тотчас же подбежала Хосефа, взяла обеими руками его член и направила его в отверстие, в которое он собирался проникнуть.
— Arriba, hombre![55] — сказала она своим тонким голоском.
Колумбиец сейчас же навалился всем своим весом, но цели так и не достиг. Обезумевшая Карин, конвульсивно дергаясь всем телом, истерически молила о пощаде. Руки, пригвоздившие ее к пуфу, не отпускали ее.
Внезапно она издала нечеловеческий крик. Огромный член силой проник в нее. Под крики «ура» своих мучителей она потеряла сознание. Очнулась она с сильно бьющимся сердцем и с ощущением того, что ее разорвали надвое. Колумбиец вогнал в нее свой член до упора и грубо мял ее напряженные ягодицы. Он дышал, как морж, и постепенно начал совершать движения взад-вперед, замедляемые узостью прохода. Пятеро мужчин, зачарованные, следили за появлениями его пениса, ритмично выскальзывающего из выпуклого зада.
— Сто-о-оп! — завопила Карин.
Хусто, охваченный сексуальным неистовством, поймал ее за бедра и начал бешено трахать ее, мощным движением притягивая каждый раз ее ягодицы к своему волосатому животу. Карин Норвуд почувствовала, как насиловавший ее член внезапно раздулся и подпрыгнул в ней как живое существо. Хусто с кабаньим хрюканьем, в последнем порыве проник глубже, чем ему удавалось до сих пор. Никогда прежде он не испытывал такого наслаждения.
Изменившимся от удовольствия голосом он бросил: «Que bonita!»[56], прежде чем, задыхаясь, рухнуть на кровать.
Уже полковник Мануэль бросился на его место, одним движением вонзившись в измученный зад, под похотливым взглядом Хосефы, которая всегда недолюбливала этих американок.
Индианка в плотно облегающем белом и блестящем трико, с голой грудью танцевала на эстраде перед сотней закусывающих и пьющих людей.
Ей еще не исполнилось шестнадцати, она была необыкновенно грациозна, с миндалевидными глазами, и стоила сто песо. Мужчина в первом ряду щелкнул пальцами. К нему сейчас же подошел официант, и мужчина шепнул ему что-то на ухо. Девушка, танцуя, переместилась ближе к клиенту, вихляя бедрами, крутя тазом, изображая неистовый половой акт. Мужчина кивнул головой: сделка состоялась. Он поднялся и направился к выходу, где нужно было заплатить налог — двадцать песо, чтобы увезти девушку.
— Где Кукарача? — прошептал Малко на ухо вышибале из «Эрминиа», привезенному в качестве заложника.
Спрятавшись в тени, возле туалетов, они с Милтоном наблюдали за сценой. Там начала стриптиз другая девушка. Головорез, ощущавший упирающееся в его спину дуло «узи», проглотил слюну. Их никто не заметил. «Пти Шато», расположенный на берегу моря, с этим подобием представления был гораздо более элегантным заведением, чем «Эрминиа»... Однако девицы были один и те же, и оба заведения принадлежали полковнику Гомесу.
— Я ее не вижу, — сказал вышибала.
— Пойди узнай, — приказал Милтон Брабек.
Вышибала скользнул в полумрак. Через несколько мгновений он возвратился.
— Ее здесь нет, сеньор.
— Где она?
— Не знаю.
Не говоря ни слова. Милтон Брабек потащил его к автостоянке. Схватив за волосы, он с силой ударил его головой о капот машины. Раз, другой, третий. Вышибала начал выплевывать зубы. Он пробормотал: