Кронштадт. Город-крепость. От основания до наших дней

Егорова (бывш. офицера) как не оправдавшего доверия Рабоче-крестьянского правительства и совершавшего преступление сознательно к расстрелу.

Шувалова к двум годам, Васильева (т. к. под давлением) к одному году принудительных работ».[448]

Но были и очень странные приговоры:

«20 мая 1919 г.

Красноармеец 2-го Кронштадтского крепостного морского пехотного Рассадин Федор, обвиняемый в самовольных отлучках и дезорганизации рядов Красной армии, признан виновным, и, принимая во внимание его несознательность, реввоентрибунал признал возможным применить к нему амнистию 23 февраля; считая же его недостаточным защищать пролетарскую революцию в рядах Красной армии, трибунал постановил лишить звания красноармейца и отправить на окопные работы.

7 мая 1919 г.

Рассмотрев дело помощника командира 11-й батареи форта „Тотлебен“ Бланкова Ивана и военнослужащего 8-й батареи того же форта Майорова Николая, признал Бланкова виновным по всем пунктам предъявленных ему обвинений, отвергнув пункт четвертый, и как совершившего тягчайшее преступление перед революцией достоин расстрела, но принимая во внимание чрезвычайную ограниченность умственного развития, объясняемого складом умственного аппарата, как следствие порочной болезни; его детски-наивные взгляды на жизнь вообще, как следствие увлечение литературой фантастического содержания, отсутствие способности критически относиться к своим поступкам, что засвидетельствовано медицинским осмотром и признано Трибуналом постановил:

Отправить Бланкова в тыловое ополчение без права назначения его на командную должность и взыскать с него стоимость винтовки по существующей казенной расценке.

Майорова признал виновным, но как бессознательно совершившего преступление под непосредственным влиянием Бланкова (маниака).

Постановил признать возможным применить амнистию 23 февраля с.г., взыскав стоимость винтовки»[449].

1920-й не принес стране облегчения. Один из тех, кто жил и работал тогда в Кронштадте, А. Миронов, вспоминал: «Пытаясь улучшить продовольственное снабжение людей, отправляли, в зависимости от фронтов войны, специальные продовольственные отряды вглубь России. Перед отправлением отряды вооружались наганами или винтовками, вручались им первостепенного значения документы. Отряды должны были закупить на местах – продовольствие и доставить своим товарищам по работе, чтобы этим хотя немного облегчить то тяжелое положение голода, создавшееся в связи с общей интервенцией в России. Но, к сожалению, редкие направленные отряды доставляли что-либо посолиднее, большинство возвращалось с полугнилыми яблоками или в лучшем случае с небольшим количеством непервосортного мороженого картофеля. А были случаи, когда отряды возвращались не в полном составе, теряя своих товарищей в столкновениях с теми, кто рассматривал их как простых грабителей.

Городское хозяйство Кронштадта изнашивалось, старилось. Вовсе не было материального снабжения. С большим трудом доставали нефть и керосин для городской электростанции. Газовый завод не работал, вышли из строя – поржавели подземные газовые трубы. О возможностях ремонта и думать не приходилось. Неоткуда было взять новые трубы, газовые горелки. Не было простых электроламп, шнура и другого электрооборудования и материалов.

Городские бани работали с перебоями, выходили из строя ржавые, много лет не замененные паровые и водяные трубы. Не всегда имелись дрова для бани, и взять неоткуда было. Квартиры в городе замерзали. Если кто сумел в какой-либо маленькой комнатушке пристроить себе времянку-буржуйку и каждый день честным или нечестным путем стащить и унести себе домой кусок древесины, был счастлив.

Большинство работников Горсовета и коммунального хозяйства питались в общей столовой в народном доме (бывшее Морское офицерское собрание). В столовой получали по своим карточкам паек три четверти фунта хлеба. Обед состоял из пшенной жидкой бурды и куска ржавой селедки или воблы. Хорошо было с табаком, курили папиросы фабрики „Лаферм"»[450].

Следующий, 1921 г. прошел под знаком Кронштадтского мятежа.

Кронштадтский мятеж