Кризис среднего возраста

Попугай вышел нас встречать, как пай-мальчик. Потапов ему: вот, мол, Кеша, познакомься, это наша гостья, Вера Петровна. Молчит, как партизан на допросе. Я говорю: «Кормите быстрее своего питомца и поехали, а то уже очень поздно, а мне завтра с утра на работу». А он: «Не знаю, как перед вами оправдываться, но у меня бензин кончился, а здесь его, как понимаете, взять неоткуда, так что придется вам сегодня ночевать в моей берлоге». Я так и села.

— Ну ты, Верка, даешь! — восхитилась Аня. — А говорила, ничего интересного! И что ты сделала?

— А что мне оставалось делать? Я же ночью не выберусь из этой глухомани. Сказала ему, кто он такой есть. Он разозлился. «Никто, — говорит, — не собирается посягать на вашу невинность. Если, конечно, вас именно это тревожит. Но может быть, вы боитесь не совладать с собственными инстинктами? Так здесь вам ничего не обломится — вы совершенно не в моем вкусе». Ты представляешь, какой нахал?!

В общем, показал он мне мою комнату. Запоров, естественно, никаких. «Ну, — думаю, — живая не дамся». Даже раздеваться не стала, прикорнула на диванчике, как командировочный на вокзале. Только задремала, слышу — дверь со скрипом отворяется. Я вскочила, сердце бьется, смотрю в черный проем — нет никого. «Сквозняк, что ли?» — думаю. И вдруг — шаги. Не в коридоре, в комнате! Я вся похолодела. Хочу закричать — и не могу. Как в кошмарном сне. А на полу от фонаря за окном полоса света. И я вижу, как в эту полосу входит попугай!

— О Боже! — выдохнула Аня. — А я думала, Потапов!

— Да оба они одним миром мазаны! — в сердцах отмахнулась Вера. — Я его спрашиваю, попугая этого: «Что пришел, Кеша? Не спится тебе?» А он как заорет дурным голосом: «Жрать давай, шалава! Чего скалишься?» Я чуть в обморок не упала.

— О! — оживилась Аня. — Это его любимое выражение!

— Это, по всей видимости, любимое выражение его хозяина! — ядовито обличила Вера. — «Может, — говорю, — тебе еще перья почистить?» А он клювом щелкает. Страшно! «Сейчас, — думаю, — долбанет по темечку, и никто не узнает, где могилка моя». Вот вроде безмозглая птица, а такое впечатление, будто все понимает.

Смотрю, веник стоит в углу возле двери. «Ну, — думаю, — берегись! Сейчас я тебя, гада, отсюда вымету!» А он почуял, чем дело пахнет, по комнате мечется и верещит истерически, как резаный: «Эвакуируйте людей! Эвакуируйте людей!» Я за ним с веником. Дурдом, одним словом. Наконец загнала его в угол, только веник подняла, а он видит — деваться некуда, головку склонил и так кротко, проникновенно спрашивает: «Хочешь чаю?»

Слышу — батюшки-светы! — Потапов у двери заливается младенческим смехом. Я перепугалась, как дурочка, веник за спину. А он так ехидно: «Вот спасибо вам, Вера Петровна! Убраться надумали? Да здесь-то чисто. Вы бы лучше на кухне разобрались». Ну тут уж я все ему сказала, что хотела. «И, — говорю, — не удивлюсь, если выяснится, что вы нарочно подослали ко мне своего питомца». Он глаза вытаращил. «Неужели, — спрашивает, — я похож на дебила?» «Очень даже похожи, — отвечаю, — особенно если послушать вашу жену и вашего попугая».

Он разозлился, взял свою птичку, а этот двуличный Кеша головкой трется, как кот, клювом его за ухо щиплет, курлычет что-то сексуальное. Цирк, одним словом. Ну и говорит он мне так высокомерно: «Ложитесь спать, Вера Петровна. Больше вас в этом доме никто не потревожит. А завтра утром я вас отвезу». «Как же, — спрашиваю, — вы меня отвезете, если у вас бензин кончился?» «А зачем, — говорит, — вам бензин, если вы и на своем венике прекрасно долетите?..»

23 АННА

— А я вчера узнала, что Артем встречается с Тасей, — печально сказала Аня. — У меня за спиной.

— Как же ты узнала? — удивилась Вера.

— Стаська вчера случайно проговорилась и страшно перепугалась. Я спрашиваю: «Почему же ты мне ничего не сказала?» А она говорит: «Я боялась, что ты запретишь мне с папой встречаться». Понимаешь, какая странная произошла метаморфоза? В ее глазах виноватой осталась я! Не важно, что он там натворил на стороне, — я выгнала его из дома и разбила семью. У вас будет то же самое, — мрачно предрекла она Вере.

— Да тьфу на тебя! — заволновалась та.

— Ребенок всегда будет тосковать об утраченном отце и винить мать за то, что не смогла его удержать. Мне одна старая мудрая черепаха сказала: «Анечка, вы просто воспользовались ситуацией, чтобы разорвать отношения, которые давно себя изжили. В противном случае вы бы закрыли глаза на адюльтер своего мужа и переждали его, как болезнь, которая, увы, всегда проходит». Я сначала даже засомневалась, что, может быть, так оно и есть. А сейчас вижу — ничего подобного. Просто я не понимала, что счастлива. А теперь поняла и так скучаю…

— Может, тебе сделать первый шаг?

— Ты бы сделала?

— Я весь год бежала ему навстречу, а он улепетывал от меня во все лопатки. И вот улепетнул…

— Значит, все эти теории не стоят выеденного яйца. Ты пыталась сохранить семью, держала Лешку двумя руками, а он выдрался и ушел. Я дала под зад коленом, а теперь жалею. Плачу кровавыми слезами. Но ни за что, ни за что не покажу ему этого!