Женщина задавала себе неудобные вопросы, но ответов на них не находила. Она выключила наконец ночник, но все равно не могла заснуть. Терпкий мужской запах преследовал ее. Тогда она решила его перебить: попыталась вспомнить, как пахнет муж. О боже: из этого ничего не вышло! Всплыл иной запах: из хрущевской трехкомнатной квартиры докатился до носа едкий дух котлет, жаренных с луком. И это все? Нет: за котлетами резковато потянуло одеколоном «Шипр». Им муж протирал свои щеки после бритья.
– Да, Софочка! – прошептала женщина в постели. – Негусто! А главное, не возбуждает. Ну как может возбудить молодую красивую женщину запах жареных котлет? Может, Софочка, может, только возбудить не то, что ты подумала. Аппетит – это да! Чувственность – нет!
Перевозбуждение выгнало ее из кровати на балкон. Она вышла туда в одной ночной рубашке. Долго курила, вглядываясь в чужую роскошную жизнь, жизнь ночного Парижа.
И опять легла в постель. Ворочалась всю ночь. Заснула лишь под утро.
7
Снизу вежливо пропиликал клаксоном автомобиль. Софья птицею вылетела на балкон – и обомлела. Из знакомого «Пежо» ей махал рукой Леон. Рукой не пустой, а с букетом.
– Спускайтесь! – крикнул он по-французски, но она поняла без перевода.
Сердце ее ухнуло и покатилось. Ей пришлось ухватиться за перила, чтобы не потерять равновесие. В эту минуту она поняла: сегодняшнюю ночь она проведет с Леоном – чего бы это ни стоило!
Однако под окна ее этим утром прибыл не один Леон.
У особняка, аккуратно объехав автомобильчик Леона, остановился автобус с логотипом «Юманите». И товарищу Шанцевой ничего не оставалось, как вместе со всей советской делегацией отправиться в музей В. И. Ленина на рю Мари-Роз, 4.
Контраст между букетом цветов, мечтами о любви и бытом вождя мирового пролетариата поразил ее. Мебель в музее вполне можно было назвать убогой. Оказывается, Ильич вывез ее из России. Бедное убранство выглядело просто нищенским рядом с местной французской мебелью в стиле арт-нуово. Выяснилось, что тов. Ульянов-Ленин жил не один, а с Надеждой Константиновной и ее мамой, своей тещей Елизаветой Васильевной. Последней, между прочим, отдали лучшую комнату. Переводчик бубнил заезженное: вождь мирового пролетариата голодал, но все равно помогал еще менее обеспеченным товарищам по партии…
Тут Софья почувствовала чье-то прикосновение. Рядом стоял Леон, ее Леон – и нежно сжимал ее руку. Софья Шанцева поняла, как быстро она переменилась. В любой другой ситуации она бы немедленно пристыдила мужчину, который, находясь в музее Ленина, заигрывает с ней! Пристыдила? Да она бы дала нахалу по рукам, чтоб неповадно было! Здесь, в святыне каждого коммуниста, нужно стоять навытяжку, впитывая каждое слово!
Теперь же Софья-Софи четко осознала: крепкая рука Леона, на которой ощущались волоски, рука, лежащая уже на ее бедре, волнует ее куда сильнее, чем рассказ о том, что Ленина чуть не сбил на автомобиле какой-то пижон. Владимир Ильич обычно ездил с окраины Парижа в Национальную библиотеку на велосипеде, а этот пижон…
То ли мысли так повлияли на советскую директрису, то ли включилась инерция мышления, но Софья Николаевна ухватила и отвела от себя руку журналиста, путешествующую по ее телу, изучающую маршруты. И тут же поняла, почему это сделала. Не потому, что партия, не потому, что Ленин. Увидят же! Позор-то какой выйдет: не девица ведь, четвертый десяток пошел, а чуть голову не потеряла на глазах у всей делегации! Она резко одернула плащ и вся, как ей показалось, обратилась в слух.
«Так… Значит, вождь мирового пролетариата куда-то ехал… Куда ехал и зачем? Ехал грека через реку, видит грека – в реке рак… Ага, он ехал через реку. На велосипеде. Вместе с Надеждой Константиновной. Увидел в реке рака и остановился посреди моста. И вот его кто-то догнал на автомобиле и столкнул в реку, а там раки-буераки! А что же Крупская, что с ее велосипедом?»
Ей представился Ленин на кухне хрущевки, тайком от тещи поедающий раков, выловленных в Сене. Нет-нет, он ел котлеты! Крупская перемалывала раков в мясорубке и жарила котлеты…
Запах Леона, стоявшего рядом, сводил Софью с ума. Мысли ее смешались, она больше не слышала, что там рассказывали гид и переводчик. Она собрала в кулак остатки воли и снова попробовала пробудить затуманившееся сознание. Выяснилось, что ленинская лекция доносится уже из соседней комнаты музея – туда постепенно перетекала советская делегация.
И тогда с ней заговорил… Ленин.
– Сегодня вечером, дорогуша, вам надо обязательно законспектировать услышанное. И увиденное, – сообщил он и подмигнул с портрета.
«Так-так…» – подумалось директрисе.
– Все законспектировать. Непременно, дорогуша, – голосом Бориса Щукина из кинофильма «Ленин в октябре» приказал ей висевший на стене портрет Ильича. И опять подмигнул. Весельчак этот Ленин!
Софья Николаевна встряхнулась и оглядела собравшихся в музее. Слышал ли кто еще это обращение Ленина?
Лес равнодушных затылков. Коллективное дыхание. Экскурсанты вслушивались в монотонные фразы переводчика. Кажется, никто ничего не заметил. Она с опаской взглянула на портрет.