Еще Индонезия иллюстрирует те три фактора общенациональных кризисов, которым не найти пары в кризисах индивидуальных. Подобно Чили, но в отличие от Финляндии, для Индонезии характерен провал политических компромиссов, породивший беспорядки и сепаратистские движения начала 1950-х годов, что привело к установлению «управляемой демократии» Сукарно, а затем к притязаниям коммунистической партии Индонезии на вооружение рабочих и крестьян; в свою очередь, это побудило армию устроить массовые расправы. Тоже как Чили, но в отличие от Финляндии, Индонезия хорошо показывает роль лидеров. В случае Индонезии это Сукарно, наделенный харизмой и обремененный самоуверенностью, и Сухарто, благословенный терпением, осторожностью и политическими навыками, но отягощенный политикой жестокости, слепотой к развращенности собственной семьи и неверием в соотечественников. Наконец, если рассуждать о примирении после кровопролития, вызванного провалом политического компромисса, Индонезия являет собой противоположность Финляндии, а Чили занимает промежуточное положение: быстрое примирение после гражданской войны в Финляндии «оттеняется» обилием общественных дискуссий и судами над преступниками в Чили, где не случилось полного примирения; зато налицо скромное обсуждение в сочетании с отсутствием примирения и судов в Индонезии. Среди причин этого укажу слабые демократические традиции, то обстоятельство, что аналог популярного чилийского лозунга после Пиночета («Чили для всех чилийцев») не нашел такого отклика в Индонезии после Сухарто, и, самое главное, что Индонезия оставалась военной диктатурой 33 года после массовых убийств, а ее вооруженные силы сегодня играют гораздо более значимую роль, нежели в Чили.
Добавлю, пожалуй, личный опыт выборочных изменений, случившихся в Индонезии. Я проработал в стране 17 лет в эпоху Сухарто (1979–1996), не возвращался до 2012 года (14 лет после падения Сухарто), зато продолжаю бывать в Индонезии с тех пор. По возвращении меня ожидало множество сюрпризов.
Первый сюрприз был связан с авиаперелетом. В 1980-х и 1990-х годах коммерческие авиалинии Индонезии нередко пренебрегали безопасностью и комфортом пассажиров. У меня исправно вымогали взятки и требовали плату в карман за сверхнормативный багаж, а на одном рейсе в салон поставили большие бочки с топливом, причем бортпроводник остался стоять, а пристяжные ремни и мешки для тех, кого укачивает (и кого действительно укачивало), попросту отсутствовали. На борту большого пассажирского самолета, что летел в столицу провинции Джаяпура, пилот и второй пилот настолько увлеклись общением со стюардессами сквозь распахнутую дверь кабины, что не заметили приближения к взлетно-посадочной полосе на слишком большой высоте; они спохватились и попытались исправить это упущение, бросив машину в крутое пике, и им пришлось сильно тормозить при посадке, в результате чего самолет остановился всего в 20 футах от края рулежной дорожки. Но к 2012 году ведущая авиакомпания Индонезии «Гаруда» была признана одним из лучших региональных перевозчиков мира. Каждый раз с 2012 года меня при регистрации на рейс сажали со сверхнормативным багажом и просили оплатить перевес кредитной картой именно авиакомпании, выдавая взамен квитанцию. До 1996 года с меня регулярно требовали взятку, а после 2012 года ни разу даже не намекнули.
В прибрежных водах Индонезии в 2012 году я заметил военного вида корабль неподалеку и спросил, что это такое. К моему изумлению, это был правительственный патрульный катер, ведущий поиск браконьерских лодок. До 1996 года я бы воспринял фразу «индонезийский правительственный патрульный катер» как оксюморон, нечто вроде выражения «гигантская креветка». Я привык к тому, что индонезийские военные промышляют контрабандой, а не ходят в патрулирование.
Когда я высадился на побережье индонезийской Новой Гвинеи в 2014 году, меня поразило обилие больших и разноцветных птиц, которые прежде были главными целями нелегальной охоты; теперь они привольно резвились рядом и даже в прибрежных деревнях – речь о фруктовых голубях, птицах-носорогах, пальмовых какаду и райских птицах. Ранее их стреляли и ловили в силки возле деревень, так что на воле они встречались только далеко от жилья.
По возвращении в индонезийскую Новую Гвинею мои индонезийские друзья поведали мне то, что звучало очень похоже на рассказы местных жителей в 1980-х и 1990-х годах. В этой деревне Новой Гвинеи индонезийский полицейский недавно застрелил четырех новозеландцев; в этом районе администратор изрядно проворовался. Ничего хорошего, конечно, но чему удивляться? Однако различие состояло в том, что и полицейский, и администратор предстали перед судом и отправились в тюрьму. Раньше бы ничего подобного не случилось.