Кривой дом

—  Мне кажется, главный инспектор... (он взглянул на карточку на письменном столе) э-э... Тавернер скоро зайдет сюда поговорить со мной.

— А где он сейчас?

— Понятия не имею, тетя Эдит, Наверное, наверху,

— У Бренды?

— Право, не знаю.

Глядя на Филиппа, трудно было представить себе, что где-то поблизости от него могло совершиться убийство.

— Магда встала?

— Не знаю. Она обычно не встает до одиннадцати часов.

— Да, на нее это похоже. Но, кажется, она идет сюда.

Я услышал громкий голос — женщина что-то быстро говорила — и поспешные шаги.

Дверь отворилась, и в комнату вошла женщина. У меня было впечатление, что вошли трое. Она курила сигарету в длинном мундштуке. Розовый шелковый пеньюар, золотистые волосы, распущенные по плечам, огромные голубые глаза и низкий приятный голос.

— Дорогой мой, я больше не могу. Подумать только, ведь все появится в газетах! Я еще не решила, что надеть на следствие. Очень-очень скромное, но не черное? Может быть, темно-красное? А у меня не осталось ни одного купона — я потеряла адрес этого ужасного человека, который мне их присылает, а- если я поеду его разыскивать, полиция будет следить за мной и задавать мне вопросы. Как ты спокоен, Филипп! Как ты можешь быть таким спокойным?! Разве ты не понимаешь, что мы не можем уехать из этого ужасного дома? Свобода, свобода! Это нехорошо с моей стороны... Бедный старый дедушка! Конечно, мы бы никогда не покинули его. Он очень заботился о нас, несмотря на все старания этой женщины встать между нами. Что, если бы мы уехали раньше, он лишил бы нас наследства? Знаешь, Филипп, это прекрасная возможность — поставить пьесу об Эдит Томпсон. Это убийство сделает нас знаменитыми. Я даже знаю, как я буду играть банальную, глупую женщину: все будут верить до последней минуты, а потом...

Она вытянула руку, сигарета выпала из мундштука на стол Филиппа. Он бесстрастно поднял ее и положил в корзинку для мусора.

— А потом...— прошептала Магда, ее глаза вдруг широко открылись, лицо напряглось.— Просто ужас...

Вдруг выражение страха сошло с ее лица, и, обратившись ко мне, она спросила ледяным, деловым тоном:

— Вы не находите, что именно так надо играть Эдит Томпсон?

— Я сказал, что тоже считаю: именно так и надо играть Эдит Томпсон.

Я, правда, смутно понял, кто такая Эдит Томпсон, но хотел понравиться матери Софьи.

— Она похожа на Бренду,— сказала Магда.— Знаете, мне это раньше не приходило в голову. Сказать об этом инспектору?

Филипп слегка нахмурился.

— Тебе совсем ни к чему встречаться с ним, Магда. Я сам могу ему рассказать все, что его интересует.

— Не встречаться с ним?! — Она почти кричала.— Но, конечно, я должна ненавидеть его! Дорогой мой, у тебя совсем нет воображения. Ты не понимаешь, насколько важны детали.

— Мама,— сказала Софья, входя в комнату,— ты не должна врать инспектору,

— Софья, дорогая...

— Я знаю, что ты уже все прорепетировала и готова дать прекрасное представление. Но ты же все напутала.

— Чепуха. Ты не знаешь...

— Знаю, тебе нужно сыграть эту сцену иначе, дорогая. Очень сдержанно, говорить мало, быть настороже, защищать семью.

— Милая, ты действительно думаешь.

— Ну конечно. Я приготовила тебе шоколад,

— О, как хорошо. Я умираю с голоду.

На пороге она обернулась.

— Вы не представляете себе, как чудесно иметь дочь.— С этими словами она удалилась.

— Один Бог знает, что она скажет полиции,— подвела итог этой сцене мисс де Хэвиленд.

— Все будет в порядке,— возразила Софья.

— Она может сказать что угодно.

— Не беспокойся. Она сыграет эту сцену так, как ей подскажет режиссер. А режиссер — я.

Она тоже вышла, но тотчас вернулась.

— К тебе главный Инспектор Тавернер, папа. Ты не возражаешь, если Чарльз останется?

Мне показалось, что лицо Филиппа выразило удивление, но только на мгновение. Он пробормотал:

— О, конечно, конечно.

Вошел Тавернер: Он взял стул и сел к письменному столу.

— Да, главный инспектор? — обратился к нему Филипп.

— Я не нужна вам, инспектор? — осведомилась мисс де Хэвиленд.

— Сейчас — нет. Позже, если позволите.

— Конечно, я буду наверху.

Она вышла из комнаты.

— Итак, инспектор? — повторил Филипп.

— Я знаю, что вы очень занятой человек, и не отниму у вас много времени. Должен сказать вам, что наши подозрения подтвердились. Вашего отца отравили. Смерть наступила в результате слишком большой дозы физостигмина, более известного под названием ..«эзерин».

Фклипп опустил голову. Он не проявил особых эмоций.

— Может быть, это вам что-нибудь говорит? — продолжал Тавернер.

— Решительно ничего. По моему мнению, отец принял яд случайно.

— Вы в самом деле так думаете?

— Да, это вполне вероятно. Учтите, что ему было около девяноста лет и у него было очень плохое зрение.

— Поэтому он перелил глазные капли в бутылочку из-под инсулина? Неужели вы верите этому, мистер Леонидас?

Филипп не ответил. Его лицо стало еще более непроницаемым.

— Мы нашли бутылочку от глазных капель в мусорном ящике. На ней не было отпечатков пальцев. Это само по себе очень любопытно. В обычных условиях они бы обязательно были: вашего отца, может быть, его жены или камердинера.

Филипп поднял голову.