Кривой дом

Белфонт-билдинг оказался восьмиэтажным домом с торговым центром и трехэтажным гаражом в подвале. В темном узком вестибюле было грязно, как на птицеферме. В указателе здания числилось много незанятых помещений. Меня интересовала только фамилия нумизмата. Напротив указателя на стене из фальшивого мрамора висело объявление: «Сдается помещение для торговли табачными изделиями. Обращаться в комнату 316».

Там было два лифта, но работал, кажется, только один. В кабине лифта на стуле, покрытом дерюжкой, сидел старик с отвисшей челюстью и водянистыми глазами. У него был такой вид, словно он сидел здесь с Гражданской войны и ему это нравилось.

Я вошел в кабину, сказал «восьмой», и он закрыл дверь. Лифт пошел вверх. Старик тяжело дышал, как будто поднимал кабину на своей спине.

На восьмом этаже я вышел и направился по коридору. Старик позади смачно отхаркался.

Контора Элиши Морнингстера находилась в самом конце коридора, напротив пожарной двери. Двери обиты черным дерматином. Надпись: «Элиша Морнингстер, нумизмат», чуть ниже: «Вход».

Я повернул ручку и вошел в маленькую узкую комнату с двумя окнами и убогим столом с пишущей машинкой. Вдоль стен стояли шкафы с отделениями для монет и этикетками под ними; два коричневых шкафа были забиты папками. Окна без занавесок, на полу — посеревший от грязи ковер, настолько изношенный, что местами просвечивал пол.

Дверь в смежную комнату была открыта. Я услышал звуки, какие издает человек, которому нечего делать, потом послышался голос Элиши Морнингстера:

— Входите, пожалуйста. Входите.

Я вошел. Комната была еще меньше первой, но более заставленная. Переднюю половину ее занимал зеленый сейф J3a ним стоял большой старый стол из красного дерева, на нем — несколько книг и журналов, покрытых пылью. В конце комнаты было приоткрыто окно, но запах пыли заметно чувствовался. В углу вешалка, на ней — зеленая шляпа. Посреди комнаты4—еще один стол. На нем стояли застекленные весы для ювелирных изделий и лежали две большие лупы в никелированных оправах. На толстом пресс-папье — лупа. Рядом чернильница с ручкой.

За столом на вращающемся кресле сидел старик в темно-сером костюме с большими лацканами и множеством пуговиц. У него были прямые седые волосы с длинными прядями за ушами. Бледная лысина возвышалась, как скала, из ушей торчали пучки длинных волос. Глубоко запавшие черные глаза, смуглое лицо, испещренное голубыми прожилками вен. Щеки гладко выбриты, а небольшой нос имел форму крючка. Стоячий воротник подпирал кадык, а узел галстука почему-то напоминал мышь.

— Моя молодая леди ушла к зубному врачу,— объявил он.— Вы — мистер Марлоу?

Я кивнул.

— Садитесь, пожалуйста.

Он махнул худой рукой, указывая на стул возле стола. Я сел.

— У вас есть какой-нибудь документ?

Я протянул ему карточку. Пока он ее читал, я чувствовал его запах. От него пахло сухой плесенью, как от -давно немытого китайца.

Он положил мою карточку на стол и прижал ее рукой, стараясь не встречаться со мной взглядом.

— Ну, мистер Марлоу, чем могу быть вам полезен?

— Расскажите мне о дублоне Брашера.

— Ах, да. Это редкий дублон. Интересная монета.— Старик постучал пальцами по столу.— Одна из самых интересных и ценных старинных американских монет, как вы, несомненно, знаете,

— Мистер Морнингстер, я о ней почти ничего не знаю и хотел бы узнать у вас,

— Вот как? — удивился он.— В самом деле? Вы хотите, чтобы я рассказал вам об этом?

— Для этого я и пришел к вам, мистер Морнингстер.

— Это золотая монета достоинством в двадцать долларов, размером с полдоллара, почти точно. Она была выпущена штатом Нью-Йорк в 1787 году. Ее не чеканили до 1793 года, когда в Филадельфии был открыт первый монетный двор. Дублон Брашера, видимо, был отштампован вручную. Изготовил его золотых дел мастер Эфраим  Брашер, или Брашир. Фамилия мастера Брашир, но монету называют дублоном Брашера. Не знаю почему.

Я сунул в рот сигарету, закурил и подумал, может быть, дым перебьет этот запах пыли.

— Что значит «отштампован»?

— Обе половины монеты были выгравированы из стали, в натуральную величину конечно. Потом между формами закладывали золотую пластинку и клали под пресс. Затем края зачищали. Тогда не было машин.

— Очень трудоемкий процесс,— заметил я.

Старик кивнул.

— Верно. И надо сказать, на свете нет двух одинаковых монет, поскольку поверхность стальных формочек все время изнашивалась и деформировалась. Это легко заметить под микроскопом. Вам все понятно?

— Да, вполне. А сколько существует таких монет и какова их цена?

Он снова тихо побарабанил пальцами по столу.

— Я не знаю, сколько их. существует. Несколько сотен, возможно, тысяча. Но из них в обращении очень мало. Цена их колеблется и составляет несколько тысяч долларов. Я бы сказал, что в настоящее время дублоны, не находящиеся в обращении, могут быть проданы за десять тысяч долларов и дороже. Конечно, необходимо иметь доказательства их происхождения.

— Так.— Я выпустил струю дыма.