Критика тоталитарного опыта

Хорошо, если бы С.П. Щавелёв тоже задумался о границах своего опыта. Ведь и ежу ясно, почему так много и громко говорят о Гулаге и тоталитаризме. Чтобы и мысль не возникала о попытке оценить настоящее масштабами прошлого. На самом деле не только мы должны судить историю, но и она должна судить нас. В этом суть консервативной «революции». Речь идёт не об оправдании Гулага. Но не следует думать, что социализм и Гулаг – это одно и то же. Нельзя ограничиваться журналистским эффектом, нужны серьёзные исследования. В обществе сложились балансы сил и институтов, и попытка его морального обличения вряд ли будет принята во внимание. А если была бы принята, как во времена перестройки, когда мы устыдились, что являемся «империей зла», то это привело бы к непредсказуемым последствиям. Чтобы жить мирно, люди должны договариваться друг с другом. У элиты это, вроде бы, получается. Беда в том, что она боится народа и пользуется «чёрными технологиями» для достижения единодушия во время избирательной кампании. Как нам добиться подлинного единства, какова при этом роль философов – вот в чём проблема.

Что касается морали, я бы предложил следующий императив: не создавай таких чрезвычайных ситуаций, в которых люди ведут себя как звери.

IV С.П. Щавелёв Ответ критика на антикритику

Прочитав и несколько раз перечитав ответ Бориса Васильевича Маркова на мой антитоталитарный «пасквиль», я испытал смешанные чувства. Даже зная благородство и великодушие моего оппонента, я всё равно искренне обрадовался корректному, уважительному тону этого ответа. Обидевшись (вполне законно) на неожиданную атаку, Борис Васильевич не озлобился, а отвечает по существу. За сорок лет пребывания в университетско-академической среде, я ни разу не сталкивался с подобной корректностью в принципиальных спорах между коллегами. Обычно схлёстываются амбиции. В итоге люди в лучшем случае отворачиваются друг от друга. Не знаю, заслуживает ли мой собственный стиль полемики уважения и внимания, подобных марковским. Ведь в главном ответ Бориса Васильевича меня не убедил. Отсюда и смешанность чувств – есть и толика огорчения. Не только и не столько потому, что ставится под сомнение моя правда. Тоску навевает противопоставленная ей аргументация. По центральному пункту темы оппонентом, как мне кажется, подменяется предмет рассмотрения. Или, по крайней мере, разговор уводится за его пределы. Но я готов поспорить и по её тематическим краям.

Попробую перечислить главные тезисы полученного ответа на мои «обвинения»:

• нельзя накрывать фашизм и коммунизм одним идейный колпаком тоталитаризма; они ведь воевали «враг с врагом» не на жизнь, а на смерть;

• кроме Холокоста и Гулага в истории XX века было много хорошего, которое С.П. Щавелёв замалчивает, выпячивая только плохое;

• а это плохое он преувеличивает; если даже при тоталитаризме репрессировали 10 % населения страны, остальные 90 % «вели нормальную жизнь»; социализм не сводится к Гулагу;

• реальный советский социализм как общественный строй гораздо справедливее нынешнего российского устройства, при котором большинство населения живёт гораздо хуже, чем в СССР;

• разговоры о жертвах Гулага и Холокоста призваны замаскировать бесчеловечную сущность нынешних российских порядков;

• лучше былое единство вождя и народа, чем теперешняя манипуляция общественным сознанием с помощью продажных СМИ;

• каждый современник имеет право артикулировать и защищать свою собственную версию истории своей страны, не оглядываясь на другие версии её же;

• чем ругать прошлое, лучше подвергнуть критике настоящее; вместо того, чтобы опровергать тех, кто видит в прошлом много хорошего, С.П. Щавелеву и прочим противникам тоталитаризма стоит заняться самокритикой (прежде всего, надо полагать, за равнодушие к язвам современности).

Кажется, я ничего концептуального не упустил из ответа Бориса Васильевича. Все эти тезисы имеют право на обсуждение, и ниже я постараюсь их коснуться. Благодаря этому выступлению Бориса Васильевича появляется возможность смыслового продвижения и углубления нашего разговора о тоталитаризме. В полемику вовлечены и капитализм, и социализм, и нынешний российский строй, и разница между поколениями, и сами способы анализа новейшей истории. Главное, Борис Васильевич сам признал, что предмет обсуждения достоин общественного внимания, что молча проблемы не изживёшь. Рискну продолжить разговор, заранее каясь за свою «упёртость».

Мой оппонент не отвечает по сути на главный вопрос, ему заданный: в чём именно заключалась та «логика эпохи», «здравый смысл» которой якобы сделал необходимыми и оправданными массовые политические репрессии XX века?