Кристаллы Иркамы

Рожали в муках нам века
скрижали Нового Завета.
От слёз дрожали облака.
Рука Творца творила это.
Но где-то выстрелы?!
Расстрел!
Шестую Заповедь убили.
Подумай, сколько мёртвых тел —
за жизнь —
мы Богу возвратили?
Убийство вызвало экстаз —
в экстазе верещали суки:
– Пусть кровь Его лежит на нас,
на детках наших и на внуках!
Но каждый день, но каждый час
моленье к Господу:
– О, Боже! За что же Ты покинул нас?!
Вернись, проступки подытожим
и разберёмся:
Кто творил?
Кто наделил нас вольнодумством?
Дрожат скрижали, нету сил
сражаться с дьявольским безумством.
Ах, человек, твои долги
давно прошли в Пасхальном звоне.
Но просишь Бога:
– Помоги!..
а поклоняешься Мамоне.

Простите меня, православные!

Простите мне, что я живой
за наши драки, склоки, смуты,
за поклоненье злобе, мути.
Простите мне, что я живой!
Простите мне, что я не смог
спасти Россию от позора,
от деградации и мора.
Простите мне, что я не смог!
Простите мне, не доглядел,
что Кремль ворами переполнен,
что о победах смутно помню.
Простите мне, не доглядел!
Простите мне, я виноват
за казнь царя и за разруху,
и мне земля не станет пухом.
Простите мне, я виноват!
Простите мне, что я живой
за поклонение Мамоне
в последнем хрипе, крике, стоне.
Простите мне, что я живой…

«Перестук колёс, перестук…»

Моей бабушке —

Екатерине Холиной,

поэту Серебряного века

Перестук колёс, перестук
или звон в ушах, или звон?
Мир давно пронзил тяжкий звук,
тяжкий звук пронзил или стон?
Но беда моя – не беда,
если рядом ты в снег и в дождь.
И в голодный год лебеда
уж не вызовет страх и дрожь.
Уж не вызовет смачный дым
недокуренных сигарет.
Я же был всегда молодым
и умру, поверь, в цвете лет.
Мир опять пронзил тяжкий звук,
и стрела летит вслед за мной.
Перестук колёс, перестук.
Или вой по мне, волчий вой…

«Закипел над Москвой фиолетовый день…»