Криптум

– В системе пятнадцать планет. Руины Предвозвестников найдены только на Чарум-Хаккоре. Люди заселили еще две, Фаун-Хаккор и Бен-Наук. На других планетах велась добыча руды и летучие вещества. Значит, сейчас мы летим на Фаун-Хаккор. Скажи твоим… Скажи людям.

Дидакт исчез в нижнем трюме. Я остался в командном центре с Чакасом и Райзером. Насколько я научился понимать человеческие эмоции, Чакас выглядел злым и сбитым с толку. Что испытывал Райзер, можно было только догадываться. Флорианец сидел неподвижно, скрестив ноги и раскрыв рот. Руки его были сложены на груди.

– Зачем она подвергла нас проклятию этими украденными воспоминаниями? – спросил Чакас, глядя на меня. – Я помню столько всего, чего не мог видеть в жизни!

– Когда видишь древние планеты и слышишь древние истории, это порою вызывает на поверхность забытые воспоминания, – сказал я. – Часть твоего гейса, я думаю.

– Что этот убийца собирается делать с нами?

– Хотел бы я это знать, – ответил я.

Чакас отвернулся. Райзер оставался неподвижен.

– Что ты помнишь? – спросил я Чакаса, опускаясь на колени рядом с ним.

– Все так запутанно… Мы были грозной силой. Мы долго и отважно сражались. Я чувствую, через что они прошли… древние люди. Эти чувства причиняют боль. Мы потеряли все. Он победил и отомстил нам.

Он сгорбился, его слезы падали на палубу.

Что бы я ни думал о Дидакте, какое бы сильное впечатление он на меня ни производил, как бы ни пугал меня, я не мог поверить, что он действовал из злого умысла.

– Библиотекарь, вероятно, наделила вас человеческими воспоминаниями тех времен.

– Что это значит?

– Воспоминания, собранные в основном у пленников. Это не твоя память.

Чакас протянул руку к Райзеру:

– Его родители вернулись и теперь поют ему, а он не знает, как облегчить их боль.

– Ни сделать, ни сказать я больше ничего не могу.

Оставив людей, я отправился в путешествие по кораблю, чтобы узнать, почему Библиотекарь решила, что ее мужу понадобится такое большое судно. Черт бы побрал энергии вакуума.

Корабль вернулся в космос и снова принял яйцеобразную форму, теперь его длина от носа до кормы составляла не менее восьмисот метров. Передо мной открывались все люки, которые я сумел обнаружить. Ничто не препятствовало моим разысканиям. В лифтовых кабинах и транзитных коридорах при моем приближении загорался яркий свет, стены и полы везде были безукоризненно чисты – оно и не удивительно. Корабль был совсем юным. Он, как и я, даже не до конца осознавал собственную природу.

Я провел немало времени, наблюдая, как мой отец и его строители делают корабли вроде этого, а потому понимал основы. Большая часть внутренностей корабля была отделана твердыми легкими сплавами, декор был подвижным и мог меняться по воле капитана. Я предположил, что половину массы корабля составляли материалы, а около трети – топливо, реактивная масса и, конечно, центральная пластина двигателя гиперпространства, вытесанная из исходной сердцевины, которая хранилась в месте, известном только магистру строителей, старейшине каст и всех гильдий, величайшему из великих в технике… вероятно, самому влиятельному Предтече в ойкумене.

Неожиданный вывод поразил меня. Библиотекарь – если и в самом деле она предоставила посев для этого корабля – наверняка имела контакты среди старших строителей. Если кто-то из них дал ей эту пластину, без которой корабль просто не мог бы существовать, то это могло означать только одно. Среди строителей был раскол, причем на самом высоком уровне.

Я почувствовал мимолетный укол гордости за собственную проницательность, но тут же сотни вопросов вытеснили это чувство, и на каждый из них моя анцилла отвечала, что «информация находится за пределами ее нынешней компетенции».

Конечно, никакой загрузки информации из внешних источников не предполагалось, потому что все коммуникации должны были проходить через приватную шифровку, а значит, их могли отследить. Дидакт был окружен тишиной, не имея возможности ни получать свежую информацию, ни передавать полученные на Чарум-Хаккоре сведения. Неудивительно, что он был так задумчив.

Чтобы передать то, что ему стало известно, он должен был обнаружить себя. Заявить на весь мир, что он вернулся к жизни, бежал и теперь активно реализует подготовленный на пару с Библиотекарем план.

Оставался еще, конечно, домен, который нечасто использовался как средство коммуникации. Существовала и небольшая опасность того, что важнейшие послания могут быть изменены, даже вывернуты наизнанку. Будучи манипуляром, я мало что знал про домен, а анцилла вряд ли сообщила бы мне вещи, запретные для моего юного возраста.

Все усложнялось и усложнялось.