Когда он стал изгоем? Явно задолго до эвакуации с Новой Гвинеи. Лейтенант, спасший его от охотников за головами, обходился с ним как с предателем. Но он и раньше был не таким, как все. Почему его не съели акулы? Может, его мясо пахло иначе? Он должен был погибнуть вместе с товарищами в море Бисмарка. Его спасло отчасти везение, отчасти умение плавать.
Почему он умеет плавать? Отчасти потому, что отец учил его не верить в демонов.
Он громко смеется. Другие японцы оборачиваются.
Его учили не верить в демонов, теперь он сам — демон.
В следующий приход чернорясый громко смеется над Гото Денго.
— Я не пытаюсь вас обратить, — уверяет он. — Пожалуйста, не говорите об этом старшим. Заниматься прозелитизмом строго запрещено, и нас жестоко накажут.
— Вы пытаетесь обратить меня не словами, а тем, что держите здесь, — говорит Гото Денго. Ему не хватает английского.
Чернорясого зовут отец Фердинанд. Он иезуит или что-то вроде того; владение английским дает ему неограниченную свободу маневра.
— Каким образом мы обращаем вас в свою веру, всего лишь приняв сюда? — Потом, чтобы окончательно выбить у Гото Денго землю из-под ног, повторяет то же самое на более или менее сносном японском.
— Не знаю. Живопись. Скульптура.
— Если вам не нравится наша живопись, закройте глаза и думайте об императоре.
— Я не могу все время держать глаза закрытыми.
Отец Фердинанд фальшиво смеется.
— Почему? Большинство ваших соотечественников успешно живет с закрытыми глазами от колыбели до могилы.
— Почему бы вам не повесить что-нибудь повеселее? Это больница или морг?
— La Pasyon очень важна здесь, — говорит отец Фердинанд.
— La Pasyon?
— Страдания Христа. Они очень понятны филиппинскому народу. Особенно сейчас.
У Гото Денго есть еще одна жалоба, но, чтобы ее высказать, приходится одолжить у отца Фердинанда японо-английский словарь и поработать несколько дней.
— Правильно ли я понял? — говорит отец Фердинанд. — Вы считаете, что, окружив заботой и милосердием, мы тем самым исподволь пытаемся обратить вас в католичество?
— Вы извращаете мои слова, — говорит Гото Денго.
— Я их выправляю, — парирует отец Фердинанд.
— Вы пытаетесь сделать меня одним из вас.
— Одним из нас? В каком смысле?
— Презренной личностью.
— Зачем нам это?
— Потому что у вас жалкая религия. Религия побежденных. Если вы сделаете меня жалкой личностью, мне захочется принять вашу религию.
— Обходясь с вами достойно, мы пытаемся сделать вас жалкой личностью?
— В Японии с больным не обходились бы так хорошо.
— Можете не объяснять, — говорит отец Фердинанд. — Вы в стране, где многих женщин изнасиловали японские военные.
Пора менять тему.
— Ignoti et quasi occulti — Societas Eruditorum, — говорит Гото Денго, читая надпись на медальоне, который висит у отца Фердинанда на груди. — Опять латынь? Что это значит?
— Это организация, к которой я принадлежу. Она межконфессиональная.
— Что это значит?
— Любой может в нее вступить. Даже вы, когда поправитесь.
— Я поправлюсь, — говорит Гото Денго. — Никто не будет знать, что я болел.
— Кроме нас. Ах да, понял! Никто из японцев не узнает. Да, правда.
— Но другие не поправятся.
— Тоже правда. Из всех здешних пациентов у вас самый лучший прогноз.
— Вы взяли больных японцев на свое попечение…
— Да. Этого более или менее требует наша религия.
— Теперь они жалкие личности. Вы хотите, чтобы они приняли вашу жалкую религию.
— Только в той мере, насколько им это на благо, — говорит отец Фердинанд. — Не потому, что они побегут и построят нам новый собор.
На следующий день Гото Денго выписывают. Он не чувствует себя здоровым, однако готов на все, лишь бы выбраться из этой колеи — день за днем играть в гляделки с Царем Иудейским.
Он думает, что его нагрузят вещмешком и отправят на автобусную остановку — добирайся, как знаешь. Тем не менее за ним приезжает автомобиль. Мало того, автомобиль подруливает к лётному полю, где Гото Денго сажают на маленький самолет. Он впервые летит по воздуху: волнение живительнее, чем полтора месяца в больнице. Самолет пролетает между двумя зелеными горами и (судя по солнцу) берет курс на юг. Только сейчас Гото Денго понимает, где был: в центре острова Лусон, к северу от Манилы.
Через полчаса они над столицей; внизу река Пасиг, потом залив, сплошь забитый транспортными судами. Подступы к морю охраняет пикет кокосовых пальм. Когда смотришь сверху, кажется, что ветки корчатся на ветру, словно насаженные на шип исполинские тарантулы. Гото Денго заглядывает пилоту через плечо и видит к югу от города две пересекающиеся под острым углом взлетно-посадочные полосы. Самолет начинает «козлить» от порывов ветра. Он подпрыгивает на полосе, словно передутый футбольный мяч, проносится мимо большей части ангаров и тормозит у отдельно стоящей караулки. Рядом дожидается человек на мотоцикле с коляской. Гото Денго жестами велят идти к мотоциклу; никто с ним не разговаривает. На нем армейская форма без знаков отличия.