Крип

Ольга подвывала, давясь слезами, скуля от правильности слов невидимого Друга, который стал ближе матери, лучше матери. Ведь он понимал ее как никто другой. И его речь обещала мир, освобождение от горя, новую жизнь.

- Все хорошо...

Голос звучал совсем близко, он тянулся и обвивал саму душу Ольги, как нежный шелк, укутывал, закрывал от всех ужасов прошлого и настоящего.

Он обещал.

Он давал покой.

- Теперь все будет хорошо... Я покажу тебе, как сбросить груз, что люди таскают на слабых плечах. Это легко, как пройти сквозь крепкую дверь без стен. Нужно просто увидеть это и обойти ее. Но прежде чем отказаться от зла, его надо осознать. Понять, чтобы отпустить.

Всего лишь захотеть ... Понять, отпустить.

И наконец услужливая, взбесившаяся память с предательской готовностью показала Ольге то, что было хуже всего. Ну, почти всего ... Хуже спивающегося отца, хуже бедности и неустроенности, хуже брата-садиста и злых сверстников, которые слишком рано и быстро открыли для себя, как легко травить слабую девочку, любившую книги.

То, что засело в душе тонкой - не забыть, не вытащить! - иглой навсегда. Слова, однажды сказанные в запале женщиной, измотанной до предела непосильным трудом и семейными бедами. Разочарованной неуспехами дочки, от которой столь много ждали и так мало получили. А затем повторенные, в таком же помрачении сознания. И снова, уже чуть спокойнее, просто от злости. И снова, еще чуть спокойнее. И опять, и опять. Раз за разом. До тех пор, пока они не превратились в обычную констатацию.

«Лучше бы ты умерла. Я бы поплакала на могилке и жила спокойно».

«Лучше бы бы умерла...»

- Ты хочешь немного счастья. Но я дам тебе нечто большее.

«Что может быть лучше счастья?!» - безмолвно вопросила маленькая, маленькая девочка. И лучший друг ответил:

- Его ожидание. Тот миг, когда страдания еще длятся, но ты уже веришь в лучшую жизнь. Знаешь, что злое пройдет, а хорошее непременно наступит. Лучше счастья - близкая надежда обрести его. И я поделюсь с тобой надеждой.

Надежда... Да, это было чудесно. Это было понятно и замечательно. Все, наконец, обрело ясность. Ольга улыбнулась, открыла глаза. Свет был всюду, и она сама была светом, а рядом возвышалась длинная фигура лучшего на свете Друга. И как он только мог показаться ей страшным? Наоборот, никого прекраснее и замечательнее не было на всем свете. Тот, кто всегда готов поддержать, ободрить и поделиться счастьем. Тот, кто делится Надеждой.

Ольга снова улыбнулась, чувствуя, как движения губ порождают волны приятного тепла, которое в свою очередь расходятся по всему телу, чуть покалывая нервы. Девушка давно забыла, что такое настоящая искренняя улыбка, а не просто дежурная реакция на приятные ощущения. А теперь вспомнила и счастливо делилась этой памятью со вселенной.

Как хорошо, как удивительно хорошо, когда можно и в самом деле оставить за спиной груз несчастий и воспоминаний. Ольга улыбнулась еще шире, чувствуя, что сознание растворяется в потоке золотого света. Лучший Друг медленно тянулся к ней, чтобы взять за руки, отвести... Куда?.. Хотя какая разница. И девушка твердо знала, что теперь все время в ее распоряжении. Торопиться больше некуда.

Она посмотрела в зеркальце и увидела там ровно то, чему следовало отразиться. Очень красивое, волевое, но в то же время лишенное жесткости лицо с глазами невероятно глубокого, насыщенного василькового цвета. Непослушные волосы, вечно торчащие во все стороны ежиными иголками, нынче струились волнообразной прической, которая словно жила собственной жизнью, плавно обтекая, лаская голову нежнейшими прикосновениями. Ольга улыбнулась отражению, и то ей ответило ... с опозданием, что длилось ничтожную долю секунды.

Девушка повернула зеркальце, чтобы оценить искусство мейкапера, который оттенил игру света и тени на лице, выделив скулы. И непрошеное воспоминание шевельнулось на задворках памяти. Что-то связанное с ... Нет, никак не вспомнить.

Отраженная красавица покачала головой, приложила палец к губам, предостерегая от лишних мыслей, которые нарушают гармонию, возвращают страдание. Крыло платиновых волос снова колыхнулось с чудесной плавностью.

- Не нужно оглядываться, - прошелестел шелковистый голос. - Не нужно снова поднимать всю боль, который ты оставила за собой.

Слова лучшего Друга ... что-то в них отозвалось, нечто знакомое. Знакомое и до крайности неприятное, как влажный налет на просроченном сервелате из сои механической обвалки. Выглядит по-прежнему вкусно и призывно, однако прикосновение уже неприятно и обещает долгие молитвы священному белому камню. Об этом не хотелось думать, не хотелось вспоминать, однако и совсем отринуть - тоже не выходило. Отражение в зеркале призывно подмигнуло, васильковые глаза полыхнули ультрамарином совсем уж запредельной концентрации.

- Твоя дорога ведет вперед, только вперед.