Крики в ночи

Не мешкая, я бросился вслед за Анри Сультом. Для тучного мужчины, где-то за сорок, он был довольно быстр, как будто убегать, прятаться от света стало для него привычным занятием. Я успел заметить, как он завернул за угол и направился к холлу, намереваясь вырваться наружу, но в темном холле я потерял его из виду и остановился, прислушиваясь. Где-то внутри дома послышалось его дыхание, он свободно двигался в темноте, где пробивался сквозь закрытые жалюзи слабый свет луны.

Я попытался определить, где нахожусь, и попробовал зажечь лампочку в коридоре, но свет не включался.

— Анри Сульт, я здесь! — крикнул я. — Что ты сделал с моими детьми?

Никакого ответа. Только едва различимые шаги, видимо, он носил что-то вроде кроссовок. И затем он побежал к лестнице. Я слышал, как он взбегает по ступеням, и вдруг осознал, что там Эмма.

— Подожди меня, Анри! Подожди!

Но он бежал от всего, от меня, от возмездия, так же как он когда-то бежал от мира, и я бросился вслед за ним, будто От этого зависела моя жизнь, не обращая внимания на то, что сердце готово выпрыгнуть из груди.

В темноте я оступился, подарив ему тем самым драгоценные секунды. Я слышал, как он открывал двери, кричал и плакал нечеловеческим голосом, словно в агонии, в поисках кого-то.

Поочередно хлопали двери, пока он пробирался по коридору, и затем я понял, что он нашел дверь в комнату, где находилась Эмма. Изнутри закрылся замок. Все внутри у меня похолодело. Я бросился на дверь, но она оказалась сделанной из добротного мореного дуба и не поддалась.

Я остановился и прислушался. Он метался по комнате. Я услышал, как вскрикнула Эмма, как он опрокидывал мебель, как заскрипели пружины, когда он прыгнул на кровать, а потом опрокинул ее с таким грохотом, что пол подо мной задрожал.

— Не делай этого, Анри! — закричал я. — Не трогай ее! — Я попытался вышибить дверь плечом, но она была крепкой как скала, и я отскочил, оглушенный. — Ради Бога, Анри, не трогай ее!

Но грохот продолжался, будто он пытался разломать все, что попадалось ему на пути, издавая при этом жуткие вопли отчаяния, крики животного, попавшего в капкан, и этот дикий вой эхом разносился по комнате и отдавался в моей голове.

Я сделал последнюю отчаянную попытку выбить дверь и беспомощно отпрянул от нее, и тут вдруг звуки прекратились.

— Эмма! — закричал я.

И затем я бросился в другую дверь, чтобы хотя бы найти какое-нибудь орудие, а заодно посмотреть, нельзя ли проникнуть в комнату через окно.

— Шалендар! — попытался я позвать на помощь.

Но старый дом хранил молчание, скрывая свои тайны. И все же где-то там, за деревьями, которые я видел из окна, у ворот стояли полицейские Ле Брева. Их присутствие становилось бессмысленным, пока я пытался в одиночку остановить Анри Сульта от еще одного убийства.

— Анри, где ты?

Сейчас он молчал, и я представил, как он там, наедине с Эммой, озадаченно прислушивается.

Что мне делать?

— Эмма! С тобой все в порядке?

Стон, может, ее, а может, Сульта. И еще один, получеловеческий, полуживотный.

— Эмма! Ответь мне! — кричал я в темноте.

В ответ лишь молчание. Тогда я разбил окно и распахнул жалюзи — до земли метров восемь-девять, ничего не видно и не слышно. Соседняя комната оставалась другим миром. Адом. Я отступил назад и наткнулся на комод и мраморный умывальник.

Я нащупал какие-то ручки и, дернув за них, вытащил ящик, подручное орудие, до которого смог дотянуться. Я взял ящик и разбил его о железные поручни кровати. Дерево треснуло, и у меня в руках оказался метровый обломок.

Я стал колотить по двери, пытаясь пробить ее. Грохот мог разбудить и покойника, но дом словно вымер. Я подумал, слышат ли что-нибудь полицейские, находящиеся всего в нескольких сотнях метров от дома. Возможно, они привыкли к таким звукам в доме. Даже собаки не лаяли.

— Эмма! Анри! На надо, ради Бога…

Что не надо? Душить ее? Бить ее до смерти, добавить еще одно убийство? Что я знал об Анри и его отношениях с Эстель, об этом заговоре брата и сестры, таком скрытном и таком отвратительном?

— Не трогай мою жену! — кричал я.

И затем я услышал одиночный выстрел, последний звук разламываемого дерева и звон разбитого стекла — видимо, что-то выпало из окна.

Я опять позвал Шалендара, но он либо не слышал, либо не хотел слышать. Мой голос сорвался, и старый дом, казалось, наполнился его эхом, но в комнате, где я оставил Эмму, стояла тишина.

— Эмма? Анри? — слова повисли в воздухе, и тогда я бросился вниз, во двор.

Он лежал там, раскинув руки, голова раскололась о каменные плиты крыльца, кровь стекала из раны на виске. Наверное, он свернул шею и теперь валялся как соломенное чучело, с изуродованным лицом, обращенным к небу, одним глазом и безгубым ртом он словно насмехался надо мной. Анри Сульт не издавал ни звука.

Я побежал назад в дом, вверх по лестнице, к Эмме. Дверь в спальню раскрыта, и она стояла на пороге, с мертвенно-бледным лицом, но живая.

Слава Богу, слава Богу!

Я заключил ее в объятия:

— С тобой все в порядке?

Она дрожала, но вреда ей он не причинил.

— Все в порядке, Джим, — прошептала она. — Он сумасшедший, но меня не тронул.