Крестный отец

Наконец, фильм закончился и зажгли верхний свет. Нино огляделся вокруг, осознавая, что происходило под покровом темноты. Как ни странно, до этого он даже не слышал соседей. А теперь видел женщин, томно поправляющих прически, с глазами загнанных скачками кобылиц, взмыленных от быстрой езды. Участники действа один за другими разбредались из просторного зала с погасшим киноэкраном. Диана Данн демонстративно покинула его, присоединившись к пожилому очень известному артисту, выходившему вместе со своим юным партнером. — Нино с изумлением понял, что гомосексуалисты здесь тоже чувствуют себя принятыми. Хорошо, что стакан его не пустовал, иначе мозги бы свихнулись набекрень от происходящего. Он налил себе еще.

Джонни Фонтейн разыскал его не без труда.

— Ну, как тебе, старичок, этот кинобардачок? — посмеиваясь, спросил Джонни.

Нино ухмыльнулся в ответ:

— Такого без разгона не придумаешь. Вернусь домой — расскажу всем, как Диана Данн меня поимела.

Джонни расхохотался в голос:

— О, она чрезвычайно изобретательна. Еще кое-чему и тебя научит. У себя дома она раскованнее. Пригласила к себе домой или на чем вы порешили?

Нино сказал задумчиво:

— Да нет, я засмотрелся на экран. Фильм-то вроде приличный получился.

Улыбка сползла с лица Джонни:

— Послушай, тут шутки плохи. Эти дамочки здесь заправляют всем на свете. Нельзя ссориться с Дианой Данн. Тоже мне чистоплюй! За такими уродинами таскался, что во сне увидишь — не проснешься, а здесь капризничаешь.

Нино пьяно взмахнул рукой с полным бокалом и громогласно заявил:

— Те-то уродины, а эти — нелюди.

Диана Данн обернулась на звук его голоса. Джонни немедленно послал ей обольстительнейшую из улыбок и приветливо помахал бокалом, будто пил в ее честь.

— Ну, ты дуболом деревенский, — тихонько сказал он Нино.

— Да какой уж есть, — подтвердил Нино, нарочито строя пьяные рожи.

Джонни прекрасно понял, что Нино не столько пьян, сколько притворяется, потому что с пьяного взятки гладки, и наговорить в таком виде можно куда больше, чем дозволено трезвому. Он прижал к себе Нино и грубовато пошутил:

— Хитрый, мошенник, подписал контракт на год и знаешь, что он железный. Куда мне теперь деваться? Уволить-то я тебя не могу.

— Ты не можешь меня уволить? — тем же пьяным голосом спросил Нино, лукаво посмотрев в глаза другу.

— Не могу, — ответил Джонни.

— Тогда клал я на тебя с прибором, — выразительно сказал Нино.

Джонни от неожиданности остолбенел, потом немедленно озверел. Нино наблюдал за ним с беззаботной улыбкой. Но последние годы все-таки многому научили Джонни Фонтейна, а падение с вершин славы сделало его более чутким. Во всяком случае, он смог поставить себя на место Нино и понять, почему его бывший товарищ по детским забавам и юношеским устремлениям не пытался до сих пор ухватить за хвост жар-птицу удачи, а наоборот, собственными руками сразу же уничтожал возникший шанс сделать карьеру. Не в характере Нино было платить компромиссами за улыбки фортуны, и все попытки Джонни направить его по накатанному пути встречали со стороны Нино только отчаянное сопротивление. Джонни ухватил друга за рукав и поволок на воздух. Нино едва держался на ногах. Джонни приговаривал утешительно:

— Ничего, малыш, без баб перебьемся. Петь будешь исключительно для меня, а я не стану мешаться в твои дела. Живи, как считаешь нужным. Ладушки? А петь для меня будешь, потому что сам я больше не могу. Кто-то должен петь, понимаешь, Нино?

— Да, — Нино вдруг выпрямился, но продолжал говорить так невнятно, что Джонни едва понимал смысл: — Да, я буду петь за тебя, согласен. Я ведь теперь лучше тебя. Я и раньше всегда пел лучше тебя, — добавил он отчетливо.

Джонни застыл на месте, будто запнулся о преграду.

Значит, вот оно как выходит. Значит, пока он был в голосе и в зените славы, Нино вовсе не считал себя его другом и еще в ту пору, когда они вместе пели на непрофессиональной эстраде, Нино соперничал с ним, ревниво наблюдал за стремительным взлетом Джонни. Теперь он, безусловно, ждал ответа, пьяно покачиваясь на нетвердых ногах под яркой, как фонарь, калифорнийской луной.

И Джонни ответил мягко, но доступно.

— Клал я на тебя с прибором, — сказал он. И оба дружно заржали, как в те далекие времена, когда были одинаково молоды.

Получив известие о покушении на дона Корлеоне, Джонни сразу же забеспокоился. К его тревоге за здоровье Крестного отца примешивалось сомнение в том, что же будет теперь с финансированием начатого кинопроизводства. Первым его порывом было самому полететь в Нью-Йорк, чтобы выразить преданность дону, но этого не стоило делать, чтобы не допустить лишнего внимания со стороны прессы. Крестный сам не допустил бы подобного безрассудного шага. Поэтому Джонни занял выжидательную позицию.

Неделю спустя Том Хейген проинформировал его, что все остается в силе, только не стоит размахиваться на несколько картин сразу. Пусть Джонни начинает первую. С деньгами все в порядке.