Крестный отец

— Руки пустые. Без мандолины стою, как голый, — сказал Нино.

— А ты возьми в руки бокал, — придумал Джонни.

Это подействовало. Правда, во время записи Нино изредка промачивал горло, но голос его звучал отлично. Джонни не напрягал гортань, стараясь беречь силы, но вторил пению Нино, словно обвиваясь вокруг взлетающей ввысь мелодии, — его техника пения была все еще совершенной и он знал, чего хотел. Полного удовлетворения, конечно, не было, но многолетние тренировки все-таки сказывались: он умел показать высший класс.

Когда настал черед дуэта-поединка, завершавшего запись, Джонни, наконец, дал голосу зазвучать во всю силу. Он заранее чувствовал, как будут ныть связки после записи, но не мог больше сдерживаться. Даже оркестранты вошли в раж, что бывало с ними редко, и, увлеченные песней, опомнились лишь тогда, когда все кончилось. Они постукивали по инструментам смычками и костяшками пальцев, отбивая ритм, а в конце затопали ногами, вместо аплодисментов и барабанщик выбил в знак восхищения лихую и громкую дробь.

Прошло почти четыре часа — с передышками, короткими совещаниями, повторами. Прощаясь с Джонни, Эдди Нейлс сказал ему вполголоса:

— Ты опять в форме, дорогой мой, запись вполне приличная, поверь моему слову. Может, есть смысл подумать о новой пластинке? Я для тебя придержал роскошный шлягер.

Джонни горестно отмахнулся:

— Оставь, Эдди, все без толку. Через час-другой у меня не будет голоса даже для разговора. Сплошной сип полезет из глотки. Как ты думаешь, там еще много работы с этой записью? На диск наберется?

Эдди ответил меланхолически:

— Пусть Нино подойдет завтра в студию. Там есть кое-какие погрешности, надо будет подчистить. Но вообще он куда лучше, чем я боялся. Ну, а по твоей части техники сами дотянут, если мне что-то не понравится. Ты не против?

— Чего уж, — сказал Джонни. — Когда можно будет послушать матрицу?

— Завтра к вечеру, — сказал Эдди Нейлс. — Прислать к тебе домой?

— Да, — сказал Джонни. — И большое спасибо, Эдди. До завтра.

Рука об руку с Нино они вышли из студии и направились домой к Джонни. Было уже довольно поздно, а Нино пошатывало от виски и от напряжения. Джонни запихал его в душ, чтобы взбодрить немного. К одиннадцати их ждали на вечеринку.

После душа Нино отлежался и начал приходить в себя.

— Мы поедем в Клуб одиноких сердец, — объяснил ему Джонни, — там кучкуются все кинозвезды. Любая из девок, которая встретится тебе там, на экране — королева красоты, и миллионы сидящих в зале мужчин с удовольствием пожертвовали бы своей правой рукой, лишь бы разок получить от них то, для чего, собственно, они в этот клуб собираются. А собираются они туда исключительно, чтобы найти подходящего партнера на ночь, И знаешь, почему? Потому, что они, как звери в клетке, все время по одну сторону экрана, а все остальное человечество — по другую. Им не хватает ласки. Они чувствуют себя загнанными, а ведь любая женщина — это прежде всего женщина.

— Джонни, что у тебя с голосом? — прервал его Нино.

Джонни разговаривал посвистывающим шепотом.

— С голосом труба. Вот так каждый раз, стоит мне попеть немного. Теперь целый месяц не смогу взять ни одной ноты. А хрипеть перестану через несколько дней.

— Горло саднит, да? — спросил Нино сочувственно.

Джонни махнул рукой:

— Ты, Нино, сегодня не слишком злоупотребляй питьем. Надо же продемонстрировать всем этим голливудским стервам, что у нас на Сицилии еще делают настоящих мужиков. Ясно? Ты имей в виду, что кое-кто из этих дамочек держит половину кинобизнеса в своих крохотных лапках. Им ничего не стоит вытащить тебя, если ты им приглянешься. Так что на сегодняшнюю ночь у тебя задача быть суперменом.

— Я всегда такой, — подтвердил Нино, наливая себе виски и залпом опрокидывая стакан в глотку. Потом спросил, посмеиваясь: — А насчет Дианы ты не шутил? В самом деле хочешь свести меня с ней?

— Только не заводись, — сказал Джонни. — Это совсем не то, что ты ожидаешь.

Клуб одиноких сердец, состоящий исключительно из кинозвезд, именовался так завсегдатаями-мужчинами, без которых не обходился ни один званый вечер в шикарном доме Роя Маклроя. Клуб собирался по пятницам, а Рой Маклрой был чем-то вроде пресс-агента или советника по связям в империи Джека Уолеса. Но, хотя помещение для вечеров и свою просторную студию кинозвездам предоставлял Рой, идея создания подобного клуба исходила из практичных мозгов самого Уолеса. Его прославленные кинозвезды, приносившие миллионные доходы, со временем неизбежно старели. Спасения от неумолимого бега времени нет и в горних высях. Стоило посмотреть на красавиц при комнатном свете, без специальных ухищрений гримеров и светотехников, их возраст можно было прочитать по морщинам так же просто, как возраст дерева по годовым кольцам на пне. Естественно, это создавало массу проблем. Чувств у них сохранилось не больше, чем в том же дереве, так что, устав изображать бесконечные влюбленности на экране и в жизни, обладая только подмоченной славой, памятью о былой красоте и кучей денег, они становились просто невыносимыми в общении.