Крестный отец

Майкл с благодарностью принял предложение дона Томмазино. Того явно одолевали неприятности, нельзя было не заметить, как он осунулся, как часто нервничает даже в кругу друзей и не решается выйти на улицу без охраны. С оружием дон вообще не расставался.

Если они уедут подальше от беды, дон Томмазино тоже почувствует себя спокойнее. Во всяком случае одной заботой станет меньше.

Майкл прикоснулся рукой к горячему от сна плечу Аполлонии. Она проснулась, мягко и грациозно потянулась, будто молодой игривый зверек, и убежала в ванную наводить туалет. Майкл, все еще лежа под утренними лучами, выкурил первую сигарету. Потом загасил окурок, облачился в простые рабочие брюки и рубашку, нахлобучил кепку с козырьком — неизменный атрибут сицилийского мужчины. Босиком подошел к окну спальни и выглянул во двор. Внизу, удобно устроившись на летнем плетеном кресле, нес караул телохранитель — Фабрицио. Правда, сейчас он был занят в основном тем, что наводил красоту на свои иссиня-черные кудри, водя по ним густой гребенкой.

Майкл свистнул ему. Фабрицио оглянулся.

— Выводи автомобиль, — приказал Майкл. — Скоро едем. А Кало где?

— Кало на кухне, пьет кофе, — ответил Фабрицио. — А ваша супруга тоже поедет вместе с вами?

Майкл с интересом посмотрел на парня. Расстегнутая на груди рубаха обнажала знакомую татуировку с роковым сюжетом. С чего бы это его интересовало, куда поедет Аполлония? Не то, что Фабрицио позволял себе поглядывать на молодую жену друга дона Томмазино, — такое может позволить себе на Сицилии лишь свихнувшийся самоубийца, — но как-то излишне часто парень посматривает в сторону Аполлонии. Майкл подчеркнуто холодно ответил:

— Нет. Она побудет у своих родителей в гостях.

Фабрицио сейчас же с услужливой готовностью направился к каменному строению, где размещался гараж и стояла «альфа-ромео».

Майкл пошел умываться. Аполлонии не было видно, наверное, убежала готовить ему прощальный завтрак.

В кухне ее тоже не оказалось.

— Где Аполла? — спросил Майкл у Кало, вошедшего в спальню за чемоданом.

Замкнутое лицо Кало озарилось сдержанной улыбкой:

— Синьора села за руль. Хоть никогда не была в Америке, а уже совсем как американка стала.

Ей действительно очень нравилось водить машину, она уже почти научилась этому неслыханному и невероятному для сицилийской деревенской девушки делу.

Майкл сказал Кало:

— Ступайте с Фабрицио в машину, садитесь и ждите меня. Я сам принесу чемодан.

Чемодан был уже собран, Аполлония еще с вечера пересмотрела и собрала все необходимое. Перед тем, как выйти, Майкл огляделся по сторонам, окинул взглядом всю комнату и опять посмотрел за окно. Машину вывели из гаража, но не подогнали к крыльцу, а оставили почему-то у портика подле парадного подъезда. Аполлония сидела на переднем сиденье, аккуратно, будто школьница за партой, сложив руки на руле. Она была похожа на маленького ребенка, залезшего поиграть в папин автомобиль.

Кало ставил в багажник корзину с продуктами на дорогу. Фабрицио — Майкл с раздражением отметил это про себя — двигался по направлению к воротам. Наверное, что-то забыл сделать и вспомнил в самый последний момент, растяпа. Совсем распустился парень, черт бы его побрал… Надо будет сделать внушение.

У ворот Фабрицио вдруг воровато оглянулся, Что-то недоброе скользнуло в сознании Майкла, какая-то неясная тень, но он отогнал ее. Спустился с чемоданом на крыльцо навстречу утреннему легкому ветерку и ласковому солнцу. Запах цитрусовых окружал сад.

Аполлония помахала рукой Майклу, показывая жестами, что она сама хочет подогнать машину к крыльцу. Кало, тихо и радостно ухмыляясь, стоял рядом с лупарой на плече. Фабрицио исчез совсем. И тут из незначительных вроде бы деталей в мозгу у Майкла сложилась ясная и страшная картина. Все части подошли одна к другой, ошибки не могло быть.

— Стой! — крикнул он Аполлонии. — Не надо! Нет…

Но было уже поздно. Сильный взрыв заглушил его слова и его крик: Аполлония включила зажигание. Взрывом кухонную дверь разбило в щепки. Майкла отшвырнуло вбок, к самой стене, придавив сверху грудой камней. Чем-то тяжелым его ударило по голове, и последнее, что он видел, теряя сознание, были четыре колеса на стальной оси, искореженные до неузнаваемости, — все, что осталось от «альфа-ромео».

Майкл очнулся в полной темноте, потянувшись на приглушенный звук голосов. Но слов он не смог разобрать, и, повинуясь инстинкту, постарался не показать, что пришел в себя. Но разговор прервался и кто-то, сидящий рядом, наклонился над ним со словами: «Ожил, слава тебе, Господи!»

Майкл ощущал, что все тело и особенно голова налиты тяжестью, как свинцом. Лиц он не различал. Только низко наклонившееся над ним белесое пятно постепенно стало напоминать очертаниями голову доктора Тазио. Свет полоснул Майкла по глазам.

— Я только минуточку посмотрю и сразу погашу, — пообещал доктор, светя фонариком прямо в глаза Майклу. — Ну, ничего, могло быть и хуже. Со временем обойдется, — продолжал он. Потом выпрямился, погасил свет и сказал — С ним можно поговорить, только недолго.