Крестный отец

Майкл подумал, что, наверное, она стесняется раздеваться при свете, и погасил лампу. Большая сицилийская луна немедленно заглянула к ним в спальню, заливая все серебристым прохладным светом. Майкл рассердился на луну и потянулся к шторам. Обернувшись, он увидел, что Аполлония все так же тихо и неподвижно стоит в своем белом невестином платье.

Он не придумал ничего лучшего, как оставить ее одну. Поколебавшись, Майкл прошел через галерею в ванную комнату. Дон Томмазино и доктор Тазио по обыкновению пили вино на веранде за круглым столиком. Он выпил с ними бокал, потом еще один. Хорошо бы, подумал он, если б она за это время переоделась в ночное белье, вылезла, наконец, из всех этих кружев и вуалей. Странно, что мать не сообразила помочь ей переодеться. Какие другие услуги собиралась она оказать дочери в первую брачную ночь? Или Аполлония ожидала, что Майкл снимет с нее подвенечный наряд? Но вспомнив, как стеснительна и робка девушка, Майкл почувствовал, что не стоило смущать ее еще больше. Он не мог себе представить, как подступиться к ней.

Вернувшись в спальню, Майкл обнаружил, что шторы теперь плотно закрыты — он оставил их задернутыми до половины, значит, кто-то завершил начатую им работу. Ощупью он добрался до постели и смутно различил в темноте контуры девичьего тела под тонким покрывалом.

Она не надела ночного белья, и эта отчаянная решительность привела Майкла в восторг. Медленным и бережным жестом он привлек к себе юное шелковистое тело, и Аполлония с готовностью и даже с поспешностью ответила на его призыв. Наконец-то она лежала в его объятиях.

В ту ночь и во многие последующие ночи Майкл Корлеоне хорошо оценил народную мудрость, придающую высокую цену девичьей невинности. Сейчас он переживал такой яркий всплеск чувств, какого не знал никогда раньше. К радости взаимной страсти примешивалось сознание собственной мужской силы, упоение красотой и непорочностью Аполлонии. Удивительно приятно было наблюдать, как бутон распускается в дивный цветок, как в девочке пробуждается юная женщина, доверчивая и восхитительная, будто плод, сорванный в самую пору. Аполлония покорялась ему, как преданная раба; и господствовала над ним, как царица мира. Бесконечно веря нежной ласке мужа, она за короткий срок прошла по всем ступеням, которые не минует любовь, от первого порыва невинного чувства до полноты эротического восторга.

Ко всему прочему, присутствие юной женщины развеяло мрачную атмосферу докторского дома. Она отослала домой свою мамашу сразу же после первой брачной ночи, и теперь грациозно хозяйничала за холостяцким столом доктора Тазио со всей непосредственностью и старательностью молодой хозяйки. Дон Томмазино опять зачастил на ужины к старому доктору, а доктор опять принялся рассказывать свои увлекательные истории про героические дела мафии, которые, правда, несколько потускнели от частого повторения.

Вечерами они вместе бродили по тесному саду меж роскошных скульптур, а по ночам в тишине и темноте своей спальни часами неистово и счастливо предавались любви. Майкл никак не мог насытиться телом Аполлонии, ее кожей цвета топленого молока, ее огромными карими глазами, манящими, как звезды, ее ароматом, напоминающим запах цветущих трав. Они так подходили друг другу, что казалось, Господь специально подобрал их в пару, действительно свершив этот брак у себя на небесах.

Часто они в изнеможении засыпали уже на рассвете. Майкл любил смотреть на прекрасное, будто созданное руками ваятеля, тело своей возлюбленной в лучах раннего утреннего солнца, пробивающегося сквозь плотно затянутые шторы.

В первую неделю молодые совершали небольшие путешествия по округе на «альфа-ромео», но вскоре дон Томмазино предупредил Майкла, отведя его в сторону, что прогулки сейчас небезопасны. Благодаря такому приметному событию, как свадьба, личность Майкла Корлеоне перестала быть тайной для здешнего населения, а значит стоило предпринять дополнительные меры предосторожности против длинных языков и еще более длинных рук врагов Семьи Корлеоне.

Теперь вокруг виллы старого доктора постоянно дежурили вооруженные телохранители, готовые в любую минуту пустить в ход свои лупары. Кало и Фабрицио с еще большим усердием исполняли прежние обязанности. Майклу и его молодой жене пришлось отказаться от любых прогулок за пределами усадьбы, ставшей местом их добровольного заточения.

Чтобы занять время, Майкл занялся обучением Аполлонии чтению и английскому языку. Иногда он гонял автомобиль вдоль ограды усадьбы и давал ей подержаться за руль.

Дон Томмазино опять стал исчезать на целые недели: его отвлекали неотложные дела. Доктор Тазио, поясняя, что дон пропадает не по своей воле, рассказал о «новой мафии» и новых формах бизнеса. Молодые мафиозо в Палермо упорно наступали на пятки старым вождям.

Однажды к Майклу обратилась одна из старых служанок, подававшая на стол блюдо со свежими фруктами. Впрочем, она была даже не служанкой, а крестьянкой, взятой в дом для услужения молодым. Прямо в присутствии дона Томмазино и доктора Тазио старуха спросила: