Крест в круге

Он очнулся в большой, светлой комнате, оклеенной голубоватыми обоями, на которых кривились причудливые узоры. Борис почему-то сразу увидел именно эти узоры. И еще – низкий потолок с паутиной мелких трещин. Его увечная ладошка покоилась на коленях загадочной женщины. Она мирно дремала в кресле, придвинутом к кровати, на которой лежал Борис. Он долго пытался сообразить, где находится и как здесь очутился. Белоснежная занавеска на окне вздувалась парусом от сквозняка, а на письменном столе, втиснутом между комодом и тумбочкой с телевизором, шевелились от ветра рассыпанные бумаги.

Боря в недоумении приподнял голову над подушкой, и в тот же миг женщина открыла глаза.

– Очнулся, – улыбнулась она и сладко потянулась в своем кресле. – Как же ты меня напугал!

Борис непроизвольно задержал взгляд на легкой кофточке, под которой угадывалась небольшая, но откровенно манящая грудь. Глядя, как женщина сладко потягивается в кресле, он вдруг вспомнил маленькую и упругую грудь Галинки. И тут впервые в Борисе шевельнулось сладкое и ноющее желание. Он испугался этого чувства и резко сел в кровати.

– Ты у меня дома, – пояснила женщина, хотя он ни о чем ее не спрашивал. – Вчера ночью у тебя случился обморок в моем кабинете. Но врача беспокоить не пришлось. Я все-таки сама медик.

Она взяла с коленей шпильки, прихватила их губами, потом собрала рассыпанные волосы и ловко заколола их в пучок.

Борис жадно впитывал взглядом каждое ее движение. Куда-то улетучились вчерашний страх и волнение. Он вдруг почувствовал, что уже давно хотел проснуться именно в этой комнате с колышущимися на окне белоснежными занавесками, старым комодом, уютным креслом и шуршащими бумагами на письменном столе. Он давно уже хотел быть рядом с этой женщиной, такой желанной и родной, такой естественной и милой в простенькой кофточке, с пучком светлых волос, с красивыми глазами-солнцами.

– Я видел вчера змею, – сказал он совершенно спокойно, будто теперь сама мысль о том, откуда могла появиться эта змея, его уже не пугала.

– Змею? – с тревогой переспросила женщина.

– Даже двух змей, – продолжал Борис. – Они обвивали мою шею кольцом.

Женщина на секунду задумалась, а потом взяла его увечную ладонь и прижала к груди.

– Это пройдет, – с жаром сказала она. – Ты верь мне…

Новая волна сладкого желания прокатилась по всему телу Бориса. Бешено заколотилось сердце, и стало сухо во рту.

– Я верю… – прошептал он.

Какая-то догадка мелькнула во взгляде женщины. Но этот мгновенный испуг вдруг растворился, улетучился, уступив место теплому, светлому и давно забытому чувству. Она непроизвольно подвинулась ближе к Борису, и два черных солнца зажглись прямо перед его глазами. Не понимая, что делает, он провел дрожащей рукой по ее щеке, шее, плечу и маленькой, податливой груди.

Женщина стушевалась и пробормотала, отводя глаза:

– Надо одеваться… Скоро придет из школы Николай.

Но Борис не убрал руку. Он притянул женщину еще ближе к себе, так, что ей пришлось пересесть к нему на кровать.

– Ты… Назима? – спросил он тихо.

Два черных солнца горели перед самыми его глазами.

– Нет, – ответила она, ничуть не удивляясь вопросу. – Меня зовут Галинка…

– Конечно, – согласился Борис, увлекая ее на подушку и задыхаясь от желания. – Ты – моя Галинка…

Острое, сладкое чувство растопило каждую клеточку его тела. В жарком безумии он припал губами к самому уху своей новой Галинки и прошептал совершенно бесполезную фразу, даже не догадываясь, что буквально вчера ее слово в слово произнес Матвей:

– Все правильно… Так и должно быть…

Два черных солнца вспыхнули жарче прежнего, а потом медленно растаяли в сладкой, безвольной истоме.