Однажды ночью, сменившись с ресторанного поста, Вадим отправился в операторскую. Он еще не миновал глухой и пустынный служебный коридор, когда в рации щелкнуло:
– Григорьев, ты сейчас на свободной смене?
– Да, – подтвердил он.
– У нас погасли все мониторы наблюдения за четвертым этажом. Что-то с проводкой, наверное. Или с камерами. Пойди, пожалуйста, посмотри…
Вадим вызвал служебный лифт и нажал кнопку с цифрой четыре. Железные челюсти тяжело захлопнулись, замуровав его в душной пасти полутемной кабины. Лифт заурчал, словно переваривая свою добычу, и остался недвижим. Единственная лампочка дневного света под самым потолком еще больше потускнела от перепада напряжения. Вадим машинально нажал кнопку вызова службы безопасности. Рация в служебном лифте не принимала эфир, поэтому единственной связью с операторской была эта крохотная кнопочка «SOS». Динамик молчал. Вадим еще раз сделал вызов и, убедившись, что его не слышат, принялся беспорядочно нажимать на все кнопки подряд. Кабина висела в мертвой тишине где-то между первым и вторым этажами западного крыла здания.
– Эй! – осторожно позвал Вадим. – Слышит меня кто-нибудь?
Внезапно зеркало на противоположной стене вздрогнуло брызгами мигающей лампочки и явственно отразило рядом с Вадимом того самого молодого человека в зеленой форме с синими петлицами, который уже однажды напугал его своим странным, мистическим появлением.
Теперь Вадим видел этого человека так отчетливо, что смог бы составить его словесный портрет. Серые глаза, густые брови, тонкий нос, волевой подбородок и темные волнистые волосы. Этот молодой парень в форме работника НКВД был очень на кого-то похож. А так как в зеркальной мути рядом с бледным лицом незнакомца дрожало в мерцающем свете и его собственное испуганное лицо, Вадим мгновенно понял – на кого…
Он отпрянул назад, задыхаясь от ужаса, гулко ударившись спиной о панель управления лифтом. Кабина качнулась, озарилась светом и неожиданно начала движение вверх. Незнакомец в зеркале исчез, но его место занял другой молодой человек – в грязной, испачканной землей и глиной рубашке с закатанными рукавами, с металлическим прутом в руке. Он страдальчески поморщился и загородил лицо ладонью, словно свет очнувшейся лампочки под потолком причинял ему физическую боль. Он так и стоял, заслонившись от света некрасивой, увечной ладошкой, пока дверь лифта не открылась с гулким стоном и Вадим не выскочил из кабины на четвертом этаже. Только после этого странное видение опустило руку и медленно утонуло в зеркальном омуте.