Крест поэта

Войн тех, бессчетных, им не хватило? Софьи Александровны им не хватило? Рахиль Моисеевны им не хватило? А молоденькие-то преподавательницы оптимизируют: “Наши в Афгане! Наши в Афгане!” А позже заплакали: женихов укокошили наемные моджахеды. А Брежнев с Устиновым? Натворили, натравили народ на народы и в мрамор залезли. Спасибо — без гражданской обошлось, без Великой Отечественной обошлось. Оба — ленинцы.

А Вячеслав Богданов думает. Вячеслав Богданов трезв. Где отца его зарыли? Куда моего отца призывали, коль до сих пор — на костыли нагружается? Тридцать лет, сорок лет, пятьдесят лет протекло от Победы, от 9 мая, к нам, и от 22 июня 1941-го, а утешиться нечем: хуже и хуже, лживее и лживее, подлее и подлее, опаснее и опаснее. А партбосс и партэмиры — катаются. Грозят нам, безгласным коммунистам, лишь “провинился”, на КПК, гнусную Голгофу, в скопище скорпионов, швыряют, а сами банкетить удаляются. За награды сражаются и глубоко кусаются. За премиями целый вояж устраивают, с женами, с лакеями.

Ленин их недоковал. Мавзолей их не усовестил. Да и у каждой эпохи — свой Ленин. У каждого народа — свой Ленин. У монголов — Чингисхан. У китайцев — Мао. У испанцев — Франке. У кубинцев — Кастро. У болгар — Живков. У румын — Чаушеску. У израильтян — Шамир. У иракцев — Хусейн. У итальянцев — Муссолини. У венгров — Кадар. У американцев — Линкольн. У англичан — Тэтчер. У французов — Наполеон. Куда их деть?

Римские консулы башни сооружали, имя собственное им назначали, а соратников, по смерти, в стену замуровывали. И у нас, как в доновоэровском Риме: Мавзолей — Ленин. И — соратники... На древность падкие — рептилии. Современникам — пули, подвалы, зоны, траншеи, а потомкам — глазей на урны, на бюсты, осененные Мавзолеем. Бог, карать надо!

И стихи у меня о Ленине изменились, грустные, жестокие стихи получаются:

Ужели простолюдин-забияка

Конфузливо осмыслил наконец,

Как поусох до мумии вояка,

Его судьбы слепой головорез?

Да, человек природою обучен

Презреть того, чья нечиста рука,

И отомстить забвеньем неминучим

Хотя бы даже и через века!

Мавзолей. Урны. Гранит. Бронза. А на Урале — обычный памятничек поэту. Вячеславу Богданову. Обычный. Незаметный. Брат Вячеслава, Володя, рядом. Отец мой рядом. А Челябинск — город огня и железа. Город — руды и камня. Город — жить, как в мартене работать, трудно...

И деревня моя, хутор ли, называй по желанию, исчез, хутор Ивашла. Красиво — ива шла? Где еще такой был? Нигде. И пропал. Растворился. Могильные холмики в траве пригнулись и растворились в ней, а бураны и дожди их сровняли — пустошь: ветер гуляет, снег метется, годы звенят. А я задержался перед зеркалом — седой. Виски — тем снегом осыпаны. Волосы — в том снегу. И — хутора нет.

А Родина цела?.. Вчера по Новороссийской бухте килями прочертили американские эсминцы — прочертили по центру бухты. Отдыхающие — ахнули. Военные — побагровели. А Михаил Сергеевич Горбачев — не стушевался. Позвонил Рейгану — поздоровался. Теперь Бушу звонит. Руст приземлился перед Кремлем. В Кремль — устыдился. Праздник Победы. Шум от мотора. А мог бы... И вновь Михаил Сергеевич, Генеральный секретарь КПСС, Председатель Совета обороны, а ныне и Президент, помямлил, помямлил: “Контекст!.. Плюрализм!..Альтернатива!.. Приоритет!.. Конверсия!.. Приватизация!..” — и уехал с Раисой Максимовной то ли в Бурунди, то ли в Люксембург, к Чингизу Айтматову, то ли к покойному Хаммеру — за селитрой для советского урожая.

Где КПСС? Что КПСС? Александр Николаевич Яковлев трясет день и ночь русских писателей. Мало тряс при Брежневе? Ему — удовольствие, а писателям — беда. Соратник. У Горбачева соратников не меньше, чем у Ленина: и сам Горбачев — Ленин сегодня. Он сравнивает себя добровольно с Ильичем: мол, в период нэпа на Ленина гневались друзья по Кремлю и по партии, а Ленин прав, оказалось. Мне, мол, сейчас предлагают покинуть какой-то пост, из трех, а я не хочу, я завтра окажусь прав, как Ленин, как Сталин, с оговорками, как Хрущев, как Брежнев, как Андропов, как Черненко. А помру, куда меня класть? В Мавзолей. Так повелит партия Ленина и моя — КПСС.

Есть нечего, а Горбачев прав. Границы наши, сухопутные, водные и воздушные, пересекают, усекают, обрезают, а мы слюну глотаем, а Горбачев — прав. Цены на лук и на хлеб, на соль и на мыло, на белье и на тапочки подпрыгнули, невозможно купить, а Горбачев прав. Седьмую весну разрушает СССР. А снять — кишка тонка у КПСС. Ленин отвалил Польшу, Финляндию. А Горбачев? Никсон обожает Горбачева...

Ленин и Крупская на Ленинском проспекте, в начале улицы Крупской — на мраморной скамейке. Читают газету. Надежда Константиновна читает Ильичу на своей улице и на его проспекте. И мрамор — из карьера Ильича. И привезен по железной дороге пионерами-ильчевцами, по инициативе полустанка Ленинского. А у Горбачева нет пока такого памятника. Горбачев внедряет: мол, он похож на Ильича, а Раиса Максимовна — на Надежду Константиновну? Еще мраморная скамейка нужна...