Крест поэта

Сметен памятник Свердлову. Памятник Марксу нам не разрешают пошевелить — пошевелят внуки. Начиная с Мавзолея, пора на Красной площади аккуратно, плита к плите, песчинка к песчинке, начать перенос урн, саркофагов, бюстов — за Москву, на открытое и доступное поле: глядите, гои, читайте, гои, не спотыкайтесь, гои, о лозунги, наганы, лагеря, танки, бомбы.

Запоминайте, гои, «подвиги героев» сражения с родным народом. Запоминайте корифеев и светочей справедливой эпохи. А над полем — поднять печальный крест. Огромный черный крест. Мученический крест поэта. Крест покаяния и прощения, крест надежды. Но шевелить ли могилы? Подражать ли сенегальцам?..

Разберемся во всем, что видели,

Что случилось, что сталось в стране.

И простим, где нас горько обидели

По чужой и по нашей вине.

И — в каждом городе так надо поступить, в каждом. Тогда — рассеются злоба и дикость, копоть в обществе и государстве. Не будет иной амбал с голоду упираться и башкой бодать памятник Ленину. Пообедает — успокоится. А потом — очистит себя и страну...

Вот потому

С больной душой поэта

Пошел скандалить я,

Озорничать и пить.

С мавзолеями, раздутыми памятниками, почетными захоронениями поступим сдержанно, как поступили, потом — объяснили. Трагедия гиперболических захоронений у Кремля — поворот рек... Маниакальная идея «все дозволено» — все затопляющая хамь: не царь — царь, а мы цари народов и природы!..

Поступить строго с долдонистыми захоронениями, как с поворотом рек, значит — образумить людей, укрепить их на избранном пути, прояснить, подтолкнуть к благоденствию.

Известно, живя в Сибири, Сергей Залыгин «не покушался» на план переброса рек, а приехал в Москву — многотысячные залы кипят требованиями: «Руки прочь от сибирских рек!» Писатели, ученые, деятели культуры несут вахту по защите рек. Сергей Павлович так энергично присоединился к событиям, аж на кончике их острия затрепетал. Спасибо ему от нас и от рек...

На Ваганьковском кладбище 3 декабря 1926 года хлопнул пистолетик. Молоденькая сотрудница ВЧК Галина Бениславская упала «возле креста» Сергея Есенина. Ее записку — «В этой могиле для меня все самое дорогое, поэтому напоследок наплевать на Сосновского и общественное мнение, которое у Сосновского на поводу» — мы знали, но лишь до «все самое дорогое»...

А кто такой Сосновский? Ранее — бандюга, поякшавшийся «призванием» с Шаем Голщекиным, Янкелем Свердловым — цареубийцами. Член Президиума ВЦИК, заместитель редактора «Правды». Тезка Троцкого, Лейба Сосновский, удавом катился за поэтом.

Мать Сосновского — шизофреничка. Ей мерещился везде подвох — русские иконы... А сестра Сосновского — постриглась, в монашках. Мать презирает православие, дочь — принимает. Сын — бандюга. При очередной «чистке врагов народа» Сосновского расстреляли. Бог судил, а секретарь ЦК КПСС Александр Николаевич Яковлев реабилитировал: видно, много на нем грехов перед Россией? Вместе с Горбачевым развалили Родину. Прорабы, сунувшие нас в пучину крови.

Блюмкин, провокатор и садист, поручается: «...я, ниже подписавшийся Блюмкин Яков Григорьевич, проживающий по гостинице «Савой» № 136, беру на поруки гр. Есенина и под личной ответственностью ручаюсь в том, что он от суда и следствия не скроется и явится по первому требованию следственных и судебных властей». Безграмотно, но искренне...

Великий русский поэт — преступник? А Дункан 3 октября 1921 года, в мастерской художника Якубова, произносит, встретя Сергея Есенина: «Ангел!..» И только 3 августа 1922 года Есенин с Дункан возвращаются из-за границы. Галя Бениславская тоскует: «Всю ночь было мучительно больно. Несмотря на усталость, на выпитое, не могла спать. Как зуб болит мысль, что Есенин любит эту старуху и что здесь не на что надеяться. И то, что она интересна, может волновать, и что любит его не меньше, чем я. Казалось, сердце и то не светит больше, все кончено».

Несуразная жизнь. И мы, русские, несуразны. Ни одного гения своего не уберегли от клеветы и травли, ни одному великому поэту не подлили мечтательности и вздоха: то пуля, то виселица...

Брата, по матери, Александра, Сергей впервые увидел, будучи уже известным, да и Саша был уже взрослым. — Погостить к нам приехал? — сосед Сергея спрашивает. — Да, погостить. — А брата своего видел? — Какого брата? — Сашку.

— А где он? — даже вздрогнул Сергей. — Вон идет с дедом Федором.

Подходит, вспоминает Александр, к Сергею, встал я против него, он мне прямо в глаза смотрит: — Ну, давай поздороваемся, брат!

Мать Сергея Есенина выносила Сашу, уйдя от отца поэта, но развода так и не получила, возвратилась. Появились Катя и Шура... Отдав на воспитание Сашу, ребенком, мать Сергея Есенина бежала за повозкой подруги и под звездным холодным небом рвала на себе волосы... Трагедия тайны Есениных.