Крест. Иван II Красный. Том 2

Продолжительную, с ночлегом, остановку сделали опять на берегу Мологи. Река встала, но всё равно поостереглись ступать на молодой лёд, прошли по возведённому мостовиками бревенчатому накату.

На прошлой стоянке за это время никто, как видно, не бывал. Не тронуты запорошенные снегом, наспех сколоченные столы и бревенчатые лавки округ них, треножники из балок над кострищами и заготовленные, сложенные в клети дрова.

Долбили на реке прорубь, раздували под котлами костры. Поили лошадей и про себя не забывали — торопливо утоляли жажду купленным у купцов-сурожан фряжским красным вином. И бочонки с московскими медами ещё не все раскупорены, а теперь, в близком предчувствии дома, чего их беречь!.. Шумно и весело стало в мрачном бору, все возбуждены были — не только от выпитого хмельного, но и от скрываемой доселе радости, что живы остались, что близко возвращение домой, пусть не победное, но и не срамное.

Возле озера в зарослях камыша обнаружили стадо кабанов, которые лакомились корешками и ракушками, купались в пробитых во льду ваннах. Устроили облаву на них, перебили всех, даже не вылинявших ещё полосатых сеголеток, а Василию Вельяминову посчастливилось заколоть копьём вепря-секача. Он горд был своей удачей, как, наверное, был бы горд и любой другой охотник. Однако торжество Вельяминова казалось явно чрезмерным, переходящим в самовлюблённость. Он в сто первый раз пересказывал, как догнал убегающего зверя, скачки которого были даже длиннее, чем у лошади, как умело зашёл с левой стороны, чтобы нанести убойный удар под лопатку.

   — А самое главное, — захлёбываясь от самоуслаждения и сознания своего превосходства над другими, говорил он, — в том, что нельзя было ни выпустить копья из рук, ни дать переломить его — тут не только сила недюжинная нужна, но и умственная ловкость.

   — Ловкачества тебе не занимать стать, — обронил Хвост.

Вельяминов не обиделся, неуязвим был в своей победительности:

   — Э-э, Алёшка, завида тебя берёт!

Хвост с нарочитой невозмутимостью отвернулся, спросил Ивана Ивановича:

   — А помнишь, княже, когда мы с тобой в Орду ехали, я на Ахтубе белугу поймал огромную?

   — Да, как же, как же! — с преувеличенным, кажется, воодушевлением вспомнил и Иван Иванович. — Просто неслыханно велика была рыбина, весь караван уху из неё варил да ещё и засолили впрок.

   — Икры два бочонка.

   — Верно. Чёрную икру ели до самого Сарая.

Вельяминов насупился, обиженный явной попыткой принизить его охотничью удачу, и надолго примолк.

Во время трапезы, поедая из котла сваренное крупными кусками мясо вепря, Иван Иванович, князь Константин Ростовский, воевода Иван Акинфыч и тысяцкий Алексей Хвост снисходительно похваливали свежатину и удивлялись, что она вовсе не имеет дурного привкуса, хотя и стар был зверь. И тут опять не устоял Вельяминов:

   — Это потому, что я сразу отрезал ему яйца и спустил кровь.

   — Вестимо так.

   — Как же иначе?

   — Это первое дело для всякого самого желторотого охотника — кровь слить, а если самец попадётся, то и сущность мужскую ему выложить.

Разговор опять пошёл как бы мимо Вельяминова, как бы и не его заслуга в столь роскошном пиршестве. Он и сидел на отшибе, на сваленном бурей и застрявшем в чащобе бревне. Новый разговор затеял:

   — А отчего это случается, что вот живёт-живёт мужик с бабой, а детей у них не рожается?

   — Да мало ли отчего, — отозвался Хвост. — Либо баба негодна, либо мужик кладенный, как вот этот секач, которого мы едим.

   — Не-е, баба молодая, и мужик блядовитый...

   — Бывает, что мужик — блядун хороший, а самец негодный.

   — А чего это ты, Алёшка, великую княгиню сокрытно из Москвы взад к её отцу отвёз?

Алексей Петрович бросил недовольный взгляд на Вельяминова:

   — Если и сокрытно, то без намерения. Об этом вся Москва знает. И не только Москва, для всех соседей то не тайна, спроси вон хоть князя Константина Васильевича.

Князь ростовский неохотно кивнул.

   — А что же теперь Евпраксия-то, вдова соломенная? — не унимался Вельяминов.

   — В монастырь пострижётся.

   — Да ну? Верно баишь? — Вельяминов даже на карачки поднялся.

   — Если она верно говорила, значит, и я верно баю.

   — Стало быть, теперь Семён Иванович в третий раз жениться может? — Вельяминов был почему-то взволнован.

   — Приедем в Москву, ты у самого великого князя и спроси, — неприязненно бросил Хвост. — Спроси, зачем это нас гоняли в Новгород и отозвали?

   — А вот сам спроси, если посмеешь! — с вызовом посоветовал Вельяминов, улыбаясь красным ртом.

Иван Иванович беспокойно ворохнулся:

   — Гонец привёз известие, что хан выдал Семёну брата Ольгердова Кориада... А допрежь того спор из-за Галича возник. Дела с Ордой надо учинять первостепенно.

   — Вот то-то и оно... — настойчиво продолжал Хвост. — Раболепствуем перед татарвой, а своих, православных, в беде бросаем. О-о, навострил рысьи уши, Василий Васильевич? Запоминай каждое моё слово, чтобы великому князю донесть... Только зря, Вася, делать это будешь, я и сам всё не таясь выскажу Семёну Ивановичу. Да он, я чаю, и сам лучше нашего понимает, что на рабской хитрости нынче далеко не уедешь. Нынче иные времена настают.