Крест. Иван II Красный. Том 2

Уж не одно поколение новгородцев произносит это горестное восклицание: «Доколе?» Соседство с рыцарями Ливонского ордена меченосцев[8] и католической Швецией издавна уж угрожает Новгороду иноземным вторжением под знамёнами Католической Церкви. Русь изнемогала в борьбе с Ордой, а католические земли под властью Папы Римского были на вершине своего богатства и могущества. Святейший престол всё пристальнее обращал свой взор на восток, уже не раз и не два папские легаты являлись на Русь с требованием принять латинство и подчинить Русскую Церковь Риму. Все их требования русские князья отвергали, и тогда немецкое и шведское рыцарство с благословения Папы, заранее отпускавшего воинам все их будущие грехи, собирало крестовые походы, огнём и мечом насаждало свою веру. Великий князь Александр Ярославич Невский надолго отбил им охоту ходить на Русскую землю, но вот теперь оказать услугу Римскому Папе вызвался сам шведский король Магнус, человек, по отзывам знавших его, надменный и пустой. Чтобы наверняка прославиться благочестивым подвигом крестового похода на язычников, как именовались в папских буллах[9] русские православные люди, Магнус собрал в Швеции для похода десятину, дерзнул взять толику доходов Святого Петра[10] и, наняв много набожных шведов и немецких рыцарей, выступил в поход на Русь. Когда его огромное войско приплыло к острову Березовский, Магнус послал чернецов в Новгород объявить, чтобы владыка Василий выставил своих философов для прений со шведскими мудрецами о вере. Результат прений ему казался ясным заранее, а потому он предписывал всем новгородцам немедленно принять латинство. Владыка Василий собрал вече, граждане Новгорода требованиями шведского короля были изумлены и отрядили старшего боярина Козьму Твердиславича и тысяцкого Авраамия с таким ответом: «Ежели король хочет знать, какая вера лучше, греческая или римская, то может для состязания отправить людей учёных к патриарху царьградскому, ибо мы приняли закон от греков и не намерены входить в суетные споры. Когда же Новгород чем-нибудь оскорбил шведов, то Магнус да объявит свои неудовольствия нашим послам». Это было равносильно объявлению войны, которую Магнус сразу же и начал с большой жестокостью.

   — Нешто он на нас или на Псков думает идти? — встревожился посадник.

Архиепископ Василий успокоил:

   — Нет. В войсках Магнуса оказалось много больных и раненых, закончились съестные припасы. А ещё донесли ему, что из Москвы, — тут владыка склонил клобук в сторону Ивана Ивановича, — идёт большое русское воинство, чтобы окружить весь его флот на реке Неве. Король, струсил и спешно отправился в Швецию, захватив с собой наших пленных.

   — И Авраамия с Козьмой?

   — Да, их тоже.

   — А Орешек, значит, опять наш?

   — Нет, в Орешке он оставил несколько полков. — И владыка выжидательно повернулся к московскому князю.

В тишине слышно было, как потрескивают фитильки оплывших восковых свечей в кованых поставцах. Иван Иванович понимал, что все ждут его верховных слов. Он поднялся, длинная изломанная тень его легла на зеркальные плитки стены. Не сразу совладал с волнением, поправил золотой пояс, оперся обеими руками о столешницу, поднял наконец глаза на владыку. Тот еле приметным кивком подбодрил князя.

   — Мы пришли, чтобы оборонить Новгород от свеев, — начал Иван Иванович громко и размеренно, отсекая каждое слово. — И мы это сделаем. Орешек отвоюем, тысяцкого Авраамия и боярина Козьму освободим, а бороды у тех русских, которых Магнус крестил силой, вскорости опять отрастут.

Снова шевеление прошло по лавкам, так что заколебались огни в оплавленных свечах, снова разомкнули новгородские мужи свои волосатые рты:

   — Москва — наша надёжа!

   — Конецно, так.

   — С ней упасём веру православную!

   — Неизреценна милость Божья!

   — Догнать бы Магнуску-то да всыпать ему горяценьких!

И владыка Василий заключил:

   — Не яростью возвеличена наша Святая София, но миром, тишиной. Мир и благодать да пребудут с нами, однако же в тяжкую годину вспомним мы слова Александра Святого[11]: «Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет!»

Всё было готово к походу на Ладогу. Отслужили молебен с крестным ходом, священники окропили водой воинов — и московских и своих, новгородских. Трепетали на морозном ветру красные знамёна с изображением Спасителя, ревели полковые трубы.

В самый пик воинственного подъёма явился к Ивану Ивановичу прискакавший из Москвы гонец с грамотой. Иван Иванович сорвал жёлтый, схваченный воском шнурок, пробежал глазами по строчкам, узнавая почерк дьяка Костромы: «Немедля всему воинству возвратиться в Москву». И печать великого князя всея Руси Симеона Ивановича.

6

Снег выпал на сухую землю, с восходом солнца в лесу вздымались метели, разгуливались к полудню, а вечером залегали — до утра. Дружинники достали предусмотрительно захваченные овчинные полушубки и тулупы, над всадниками курился пар, лошади закуржавели, следовало бы гнать их резвее, но силы были на исходе, всем требовался основательный отдых.