Крест. Иван II Красный. Том 1

Один разве только Алексей Хвост — женихов тысяцкий, распорядитель его поезда, крутится юлой, сам веселится и других веселит. Но лучше бы и он был в унынии, не бередил бы души отца и сына Вельяминовых.

   — Ну и глуздырь Алёшка, ловок оженивать! — похвалил его Родион Несторович, боярин не просто старый, но такой, что уж давно не у дел был, даже в боярских советах не участвовал по глухоте своей и немощи, хотя на торжества вроде нынешнего звался непременно.

— Ага, — подначил его Афиней, — Ивана Ивановича оженил, а Вельяминовых из тысяцких изженил.

   — Чегой-то ты? — не расслышал Родион Несторович.

Ему прокричал в ухо сидевший рядом с ним Иван Акинфыч:

   — Бает Афиней, что тысяцкий из Алёшки добрый!

   — Куда как добрый! — простодушно согласился глухой старик, не уловив двусмыслицы.

И снова замолкли бояре, переглядывались, словно чего-то ждали. И дождались...

4

Когда уже верченного куря принесли и молодожёнов под смешки и гоготок отправили на повалушу, шепнул Семёну Ивановичу на ухо тысяцкий Алексей Хвост:

— Посол из Новгорода Кузьма Твердиславль прибыл. Уждав время, бьёт тебе челом.

— Сам, по своему хотению приехал?

   — Владыка Василий послал.

   — Введи.

   — Прямо... на свадьбу?

   — А что, чай, не погребует?

   — Вестимо, но токмо ушей много.

   — Э-э, мы с тобой говорим с уха на ухо, а слыхать с угла на угол, вишь, у князей ушки на макушке, зови.

Посол вошёл смело, нимало не обращая внимания на сидевших за столом, отыскал глазами святые образа, подошёл к ним, крестясь, несколько раз произнёс вслух:

   — Господи, помилуй мя, грешного!

После этого степенно вернулся к порогу, поворотился к Семёну Ивановичу с низким поклоном:

   — Дай Боже тебе здравия, государь!

   — Спаси Христос! Коли от души желаешь здравия, пригуби-ка романеи.

Виночерпий подал чашу с красным тягучим вином, гость обхватил её двумя руками, выпил с видимым наслаждением, спросил:

— Наши, новгородские Немцы привезли?

Семён Иванович не отозвался, смотрел выжидающе.

   — Наши, из Бургундии привезли, — сам себе ответил гость и пожевал губами, ощущая послевкусие дорогого напитка.

После этого и Семён Иванович разомкнул уста:

   — Про бургундское вино, Кузьма, ты верно рассудил, но вот тебе загадка похитрее: «Тут, тут, потутурившись сидит, Ждёт гостя из Новгорода». Про кого да про кого речь?

   — В обиняке твоём, государь, ничего сомнительного нет. Только я не мыша-плюгавка, а ты не котофей Васька. Я тебе помудренее загану: ведаешь ли, что все борцы твои, коих ты послал в Торжок за чёрным бором, в мышеловку угодили?

Семён Иванович откинулся на спинку резного своего стольца, посмотрел на Кузьму непонимающе.

   — А-а, молчишь? Скажу отгадку: и Иван Рыбкин, и Михайла Давыдович, и Борис Семенов — все в железа закованы и в поруб с крысами посажены.

   — Кто посмел! — взревел великий князь и вскочил со стольца столь резко, что опрокинул стоявший перед ним кубок. Дёрнулся, пытаясь удержать его, да только, в раздражении не владея собой, лишь подтолкнул свой круглый питейный стакан, который скатился со стола и звонко упал на пол. Чашный боярин попытался поймать кубок в воздухе, но не сумел — поднял лишь две его половинки. Стал их прилаживать одну к другой, словно надеясь, что они срастутся, но скоро понял нелепость своих действий и положил склянки на стол. Полная тишина стояла в палате. Всем ведомо было, как дорожил Семён Иванович своим кубком из прозрачного венецианского стекла, пил только из него, уезжая из Москвы, непременно брал его с собой. Уверял фряжский купец, и Семён Иванович верил ему, что кубок этот сохраняет от опьянения и имеет свойство обнаруживать яд, подмешанный к питью.

Семён Иванович постоял в молчании, склонив голову, овладел собой. Снова удобно уселся, вскинул взгляд на мышу-плюгавку:

- Кто, я спрашиваю, моих наместников посмел посадить на цепь? Как кобелей? Горожане Торжка?

Кузьма Твердиславль мялся с ноги на ногу: ему легко было бы ответить, кабы дело и верно было в горожанах Торжка.

   — Торжковцы, знамо дело, обижены, люди твои сильно деяти почали... Вот их и исковаша...

   — Кто? Кто исковаша? Торжковские бояре? Иль чернь?

Кузьма опять закоробился, очень нежелательно ему было истину открывать, да некуда деваться:

   — Торжковцы пожаловались, к ним приехали из Новгорода Матфей Варфоломеевич и Терентий Данилович с братом, сын посадничего Остафьина Варфоломей да воевода Фёдор Абрамов... Вот они и того...

Семёну Ивановичу всё стало ясно, но от этой ясности ярости только добавилось: он ждал со дня на день возвращения наместников с собранной для Орды данью серебра, допускал, что торжковцы супротивничать будут, но чтобы сам Новгород... Да столь предерзко!..

   — А владыка Василий что? — спросил с последней надеждой.

   — Владыка и послал меня к тебе.

   — Послал — ладно, что мыслит он?

   — Мыслит, как все в Великом Новом Городе: поелику великий князь Иван Данилович умерши, Царство ему Небесное, то город наш снова вольность получил.

   — Как это? Ведь есть новый великий князь, или вы не знаете об этом?