Крест и стрела

— Одну минутку, — отозвалась Берта, взволнованно вскакивая с места. Она босиком подбежала к окну, спустила шторку и зажгла лампу, потом быстро отворила дверь. — Входите, входите, — приветливо сказала она, охваченная наивной алчностью, которую не могла даже утаить. — Я… — Она застыла на месте с открытым ртом. Неужели это тот самый человек? Не может быть! Весь день Вилли представлялся ей таким, каким она видела его утром, — огромным оборванцем с идиотски-бессмысленной рожей. У того громилы и стоявшего на пороге мужчины было только одно общее — мощное сложение. Вилли приоделся — синий шерстяной костюм, чистая белая рубашка, галстук, вычищенные ботинки. Он совершенно сознательно хотел исправить неприятное впечатление, которое наверняка произвел на женщину вчера вечером. И вовсе не потому, что его интересовала сама Берта. По правде говоря, в памяти у него остались только ее громкий голос да злобная сварливость. Но в характере Вилли имелась одна глубоко скрытая черта: для него было невыносимо знать, что кто-то думает о нем плохо. И сегодня вечером, собираясь рассчитываться с незнакомой женщиной, он полчаса приводил себя в порядок, словно шел на праздник.

Вилли даже не подозревал, каким успехом увенчались его старания. Вместо вчерашнего бродяги Берта неожиданно увидела перед собой аккуратно одетого, представительного и даже красивого мужчину. Ей стало стыдно за свой вид; она подбежала к двери босиком, платье на ней было старое и грязное, а волосы… почти бессознательным движением она подняла руку и потрогала, не откололись ли косы. Наконец, оправившись от неожиданности, она сказала:

— Ну, что же вы не входите? — и чуть надменно добавила — Очень уж вы поздно. Я собиралась ложиться.

— Простите, — извинился Вилли и робко шагнул в кухню. — Дело в том, что… — Он запнулся. — Пришлось занимать деньги, понимаете. На это ушло много времени.

— О, вам пришлось занимать, — повторила Берта не без некоторого смущения. Фримль уже заплатил ей за собаку две марки. Получить за дохлого пса целых двадцать марок вроде как бы грешно. Чтобы скрыть смущение, она громко воскликнула — Что ж, может, теперь не будете убивать чужих собак!

— Нет, нет, вы не думайте, ради бога… я не такой человек.

— Ну, и что же?..

— Ну и вот… Дело в том, что сегодня я достал не все деньги. Не удалось столько занять.

— Ах, вот как!..

— Но завтра вечером я принесу остальные.

Берта нахмурилась.

— Вы обещали сегодня.

— Я старался, как мог. Поверьте. — Вот, у меня только пять марок. В воскресенье непременно принесу остальное. — Он протянул ей деньги.

— Вы же сказали — завтра. А завтра не воскресенье, а суббота.

— Да… суббота, — запинаясь, поправился он. — Завтра вечером, это точно. Завтра у нас получка.

— Ладно, значит завтра. — Она подставила ладонь, и Вилли положил в нее монеты.

— Да, завтра, — туповато повторил он. — Значит, вот какое дело… — Он переминался с ноги на ногу. Сейчас, в трезвом виде, он заметил, что женщина не так уж неприятна. Ему казалось, что следовало бы извиниться перед ней поделикатнее.

— А какое дело? — спросила Берта с чуть насмешливой улыбкой. Робость вчерашнего хулигана начинала ее забавлять.

— Значит, до завтра. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Вилли шагнул к двери и вдруг сразу же остановился. У Берты мелькнула мысль, что у него, наверное, не хватает винтиков. Что за человек этот огромный увалень? Убивает кулаком собак, но платит за это восемнадцать марок. Вчера напился, как свинья, сегодня скромен, словно мальчик из церковного хора. Уходит, останавливается, четыре раза, как идиот, прощается, а теперь еще что?

Вилли пристально смотрел в угол кухни. Проследив за его взглядом, Берта поняла, что он глядит на аккордеон.

— Ну? — воскликнула она.

Вилли вздрогнул.

— Это у вас аккордеон?

— Не рояль же.

— Аккордеон, — мягко проговорил Вилли, будто в этом слове для него заключалось что-то очень дорогое.

— Ну и что?

Вилли обернулся к ней с таким сиянием в голубых глазах, что Берта только молча дивилась на него.

— Я раньше играл на аккордеоне, — так же мягко сказал он. Ему стало трудно дышать от внезапной горько-сладостной тоски. — Я… я любил это. Но мой аккордеон погиб во время бомбежки.

Берта ничего не ответила.

— Вы играете?

— Мой муж играл.

— Он на фронте?

— Я вдова.

Вилли кивнул.

— Ну, значит, спокойной ночи. — Не успев сделать и шага, он снова остановился. — Фрау?..

— Линг.

— Фрау Линг… нельзя ли… не разрешите ли вы мне поиграть минутку? На аккордеоне?

— Сейчас?

— Я… хотелось бы сейчас. Но если…

Берта пожала плечами.

— Ладно, только недолго.

— Спасибо.