Крест и посох

— Пусть будет, как будет, — согласился Константин. — Об одном прошу — людям моим по возможности участь облегчи. Они же не повинны ни в чем.

Стоян с уважением поглядел на князя.

— Тебе о себе ныне думать надо в первую голову, — заметил он все же.

— Обо мне князь Глеб позаботится, — невесело усмехнулся Константин. — А вот о них…

— О них тоже, — буркнул сотник. — У него в порубах места много. Там им и перина пуховая будет, и песни веселые, ежели Стожара попросят.

— Так гусляр жив? — встрепенулся Константин.

— Жив, — сумрачно подтвердил Стоян и уточнил: — Пока жив. — Впрочем, он тут же попытался приободрить князя: — Да ты не горюй. Перун нас в беде не оставит.

— Почему нас? — не понял Константин.

— А неужели ты думаешь, что я после слов твоих смогу князю свому как и прежде служить? — прищурил один глаз сотник, пытливо глядя на Константина.

— Оно, конечно, — протянул тот. — В порубе, как ты сам говоришь, у Глеба места много, и ты там вполне поместишься. Вот только пользы от этого никакой. Ты погоди пока. Да и о разговоре нашем помалкивай. Узнает Глеб — беды не миновать.

— Стало быть, Авеля собственноручно Каину привезти и при этом помалкивать, — уточнил сотник и ехидно заметил: — Ну да, конечно, помалкивать. О таком не говорят, и хвалиться тут нечем. Вот только не знаю, — заметил он чуть погодя. — Осина-то выдержит меня или как?

— Какая осина? — вновь не понял Константин.

— Ну а как же, — удивился Стоян. — Иуда же на осине повесился. С того времени она и трясется вся. Стало быть, мне прямая дорога к ней, родимой.

— Глеб меня не убьет, — твердо заметил Константин и тут же поправился: — Во всяком случае, не сразу.

— Это так, — подтвердил сотник. — И наказ у нас всех был такой — только живым. Да и людишек, кто с ним будет, с тобой то есть, — тут же пояснил он, — всех живыми брать. Потому я и сказал про пяток-другой, который мы потеряли бы, ежели бы до стычки дошло, — напомнил он про переговоры и улыбнулся. — А ежели бы не наказ такой, можно было бы и издали вмиг всех вас положить. Оно ведь не только Афонька Лучник по этой части горазд. У меня тоже с десяток таких отыщется, кто не хуже стрелу пустит. — И он оглянулся, окидывая почти любовным взглядом свой небольшой отряд.

— Ну вот, — пропустил мимо ушей его лирическое отступление Константин. — Стало быть, я ему нужен.

Стоян утвердительно кивнул, соглашаясь, но тут же поинтересовался:

— А зачем? Ты ж для него теперь самый опасный свидетель. Да и твои вои тоже.

— Зачем нужен — не ведаю. Но коли так, то он меня сразу не убьет, да и остальных тоже. Значит, твоя помощь мне и им еще понадобится. Если сумеешь — выручишь или хоть что-то сделаешь, ну а если нет, тогда не судьба.

— Будь по-твоему, княже, — согласно кивнул сотник. — Оно, конечно, загадывать наперед сейчас глупо. Но вот тебе мое слово — все, что только в силах моих будет, все для выручки твоей исполню.

— Спросят, о чем говорили мы с тобой, — торопливо заметил Константин, видя, что приближающийся отряд находится уже в какой-то сотне метров от них. — Скажи, что я оправдывался. Говорил, будто невиновен. Ну а ты мне, конечно, не поверил.

— Ишь ты, — Стоян вновь, на этот раз недовольно, мотнул головой. — Всю жизнь ни вот на полстолька никому не солгал, а тут придется душой кривить.

— Это святая ложь, — заметил Константин. — Во спасение людей. — И замолчал, угрюмо глядя на подъехавших и радостно скалящих зубы дружинников.

С этой минуты говорить им больше не пришлось. Плотное кольцо второго отряда тесно обступило их со всех сторон и бдительно сопровождало до самых городских ворот, где их — видать, гонца заранее послали с радостной вестью — встречал сам князь Глеб собственной персоной.

Широкая улыбка, причем искренняя, от всей души, не сходила с его смуглого скуластого лица все время, пока он распоряжался, кого из дружинников брата и в какой конкретно поруб поместить. Лишь покончив с последним из них, Епифаном, он обратился к Константину. Тот все это время продолжал молчать, внимательно разглядывая братоубийцу и ни на секунду не отрывая своего взгляда от его лица.

— Теперь и до тебя очередь дошла, братец мой единственный, — ласково пропел Глеб, и улыбка его стала еще шире и еще радостнее. — Тебя, как князю подобает, мы в своих покоях поместим. У меня, правда, там скудновато — не взыщи уж.

— Зато от души, — в тон ему подхватил Константин.

— Это точно. От самой что ни на есть. А ты, — он повернулся к Стояну, — после зайдешь, расскажешь, где да как вы его поймали, какие речи он вел, пока ехали. Да и награду заберешь за улов знатный. Уж я не поскуплюсь. — И он заговорщически подмигнул ему.

Тут же, вновь обращаясь к Константину, которого в это время торопливо разоружали, согласно Княжескому повелению, Глеб широким жестом гостеприимного хозяина приглашающе указал на свой трехэтажный терем, возвышающийся вдали над прочими домами подобно великану.

— Может, помолиться в остатний раз дозволишь? — вежливо поинтересовался Константин.