Крест и посох

Силенок оставалось только на то, чтобы не дать глазам закрыться. Да и то, как он понимал, хватит их лишь на минуту-две, если не меньше, а как хотелось сказать еще и про то, что главная опасность грозит волхву даже не пасть от рук его дружинников, но погибнуть от Хлада, ибо кровь Константином пролита, а потому и появления этого страшного существа можно ожидать с минуты на минуту.

— Ты стерегись не… — еще выдавил он кое-как, но дальше язык отказался слушаться, да и рот почему-то не захотел больше открываться.

Волхв меж тем перестал помешивать свое варево, не отрывая глаз от князя, подошел к нему вплотную и занес над ним свой резной посох.

Будучи не особенно толстым — сантиметра три-четыре в диаметре, никак не более, — он производил впечатление чего-то непомерно могучего и… воинственного.

Сами узоры, которые в своем хитросплетении тесно обвивали посох и устремлялись по тугой крутой спирали сверху вниз, хищными зигзагами неуловимо напоминали то ли копья, то ли стрелы, то ли молнии.

А может, такое впечатление создавалось еще и за счет контраста между коричневой, темной его частью, там, где не была удалена кора, и молочно-белой, в которую были окрашены зигзаги вырезанных стрел-молний.

К тому же, скорее всего, из-за отблесков костра, освещающего посох своими огневыми всполохами, Константину показалось, что узоры все время меняют свой цвет, посверкивая откуда-то из глубин зловещим багрянцем.

«Красивая работа, — почему-то мелькнула у него не совсем уместная в данной ситуации мысль, которую сменила более подходящая: — Ну вот и все. Сейчас проткнет, и прощай, мама. А я его, заразу, еще и пожалел, о Хладе предупредить хотел. Вот и делай после этого добро людям. Хорошо, что хоть сразу, без мучений».

Но старик почему-то не торопился втыкать посох в беспомощно распростертое перед ним тело. Вместо этого он почти торжественно произнес:

— Зародил ты все ж таки в моей душе сомнение. Либо и впрямь неслыханное сотворилось, либо… — Он замялся, но затем твердым голосом продолжил: — Оберег вовсе исхудал и ложь от правды отличить уже не в силах. Да и то взять — сколь лет уж ему. Хошь и Мертвые волхвы над ним трудились, одначе и время, окромя Числобога, свово хозяина, над всеми власть имеет, потому… — Он, не договорив, тяжко вздохнул. — Да и очи у тебя уж больно… не те. Сколь ни зрил я в них, ан не углядел ни злобы лютой, ни… — Волхв кашлянул, вновь оставив фразу незаконченной, и поправился: — Одначе мыслю, что в том моя вина. Скорей всего, просто я на старости лет в душах людских читать разучился. Ну да ладно. Будем считать, два испытания ты выдержал. Теперь третьему черед настал.

«Точно, сдурел. Ему бежать отсюда надо, да без оглядки, а он испытания устраивает, — подумал Константин. — Ну и черт с ним. Коли так хочется помирать вместе со мной, его проблемы, а моя совесть чиста — я предупредил».

А волхв продолжал:

— Ежели и впрямь неповинен ты в зверствах и чиста душа твоя пред Перуном-громовержцем, пред Ладой преславной да пред Лелем синеглазым, — пусть о том посох мой поведает. Теперь ему решать — рано тебе в царство Марены дорожку торить али пора пришла.

«Вот здорово! — поневоле восхитился Константин. — Это что же, он сейчас тыкать им в меня начнет? Ну красота! Прямо как испытание водой для ведьм. Если всплыла, значит, колдунья подлая, а если утонула, то невиновна. Вот только ей самой что хрен, что редька — один черт как помирать. Да и мне тоже». — Однако вслух ничего не произнес, ибо сил не было.

— Пусть теперь боги правому помогут, придут на выручку, ну а коли обманом решил извернуться от кары за злодеяния свои, то Перун и тут не сплошает, — закончил тем временем свою речь волхв, и его посох устремился к груди Константина.

Правда, втыкать его в грудь, как предположил Орешкин, старик не стал, лишь легонько, эдак деликатно коснувшись им оголенной груди князя.

Но это только поначалу, поскольку чуть погодя нажим заметно усилился, хотя Константин по-прежнему совершенно не ощущал ни боли от давления, ни самой тяжести посоха.

Скорее наоборот — какая-то новая, свежая сила вливалась в него полноводным, щедрым ручьем, заставляя сердце биться как-то посвободнее.

Да и дышать стало гораздо легче.

Скосив глаза на посох, он увидел, что с его нижней половинки, даже четвертинки или вообще осьмушки текло вниз призрачное голубоватое пламя, разливаясь тончайшим равномерным слоем по всей груди.

И странное дело — но он мог бы поклясться чем угодно, ему все время слышался негромкий ободряющий, веселый, заливистый женский смех.

«Наверное, помощница из леса тихонько к деду подошла, — подумалось ему. — Вот только чего тут смешного, непонятно».

И еще одно показалось ему удивительным. Сил у него с каждой минутой прибывало все больше, но вместе с тем нарастала какая-то сонливость.

Константину очень хотелось дотянуть до конца диковинного процесса, все сильнее и сильнее напоминающего какую-то сказку, но непослушные веки оказались упрямее, и он вновь ушел в небытие.