Крест и посох

Для меня представляется загадочным и тот факт, который, правда, фигурирует далеко не во всех летописях, но по здравом размышлении, скорее всего, и впрямь имел место в действительности.

Заключается он в следующем: «Почему Глеб не убил Константина сразу же, едва тот оказался в его власти?» Возможностей было хоть отбавляй, но тем не менее он оставляет брату жизнь.

Вывод напрашивается сам собой — ему что-то от него было нужно. Гадать, что же именно, можно бесконечно долго, однако простая логика подсказывает два возможных ответа.

Наиболее вероятен первый. Под предлогом судилища над князем-братоубийцей Глеб хочет созвать в Рязань юных княжичей, оставшихся без отцов, и продолжить кровавую расправу.

Кстати, известно, что он действительно послал гонцов к князю Ингварю, сыну погибшего Ингваря, но тот из-за болезни задержался с приездом.

Второй заключается в том, чтобы, шантажируя семьей, заставить Константина перед казнью на площади публично покаяться в братоубийстве и тем самым окончательно обелить свое собственное имя в глазах жителей Рязани и перед соседями-князьями.

Существует и третья версия, высказанная молодыми учеными В. Н. Мездриком и Ю. А. Потаповым, представляется мне куда менее реальной, хотя и она, так же как и две предыдущие, имеет свое право на существование, разве только с огромной долей натяжки.

Вполне вероятно, что гениальный мастеровой Михалка уже добился каких-то определенных успехов в области создания того же огнестрельного оружия, и князь Глеб хотел все это узнать.

Но при чем тут его брат?

Не проще ли и логичнее было бы взять того же Михалку к себе на службу, тем более что все люди Константина после пленения своего господина были вынуждены еще в Исадах перейти к рязанскому князю.

Словом, историки, которые выдвигают эту гипотезу, на мой взгляд, не в полной мере вникли в обстановку того времени и преждевременно сделали поспешные неубедительные выводы, изрядно отдающие недопустимой легковесностью.

Что же касается пыток, коим подвергался князь Константин, равно как и отец Николай, то они, я думаю, были прежде всего моральные, в виде различных угроз.

Во всяком случае, трудно поверить в то, что князь Глеб, как говорится в одной из летописей, жег своего брата раскаленным железом и приказал распять несчастного священника, от которого ему и вовсе ничего не требовалось.

Может, что-то и было на самом деле, но это как раз тот случай, когда недобросовестные летописцы раздули из мухи слона, побуждаемые негодованием, основанным в первую очередь на профессиональной солидарности, ведь мучили такого же, как они сами, божьего слугу.

Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности, т. 2, стр. 115–117. Рязань, 1830 г.