Крест и полумесяц

— Нет, нет, я никогда не любила тебя, Микаэль, никогда. Во всяком случае с того самого дня, когда познакомилась с мужчиной, который стал господином моей души и моего тела. До тебя так и не дошло, как со мной следует обращаться, хотя я нарочно дразнила тебя, пытаясь заставить хоть один раз поколотить меня, как подобает настоящему мужчине. Ах, Микаэль, ты всегда был для меня хуже евнуха!

Джулия вдруг стала для меня чужой, настолько чужой, что я даже не мог ее ненавидеть. Эта неожиданная и столь глубокая отчужденность повергла меня в ужас, и я не понимал, как когда-то мог со слезами на глазах ласкать и целовать ее мягкое тело и лживые губы, часами глядя в ее ведьмины разноцветные глаза.

Срывающимся от волнения голосом, я наконец заговорил:

— Солнце уже садится и вскоре на небе вспыхнут звезды. Извини меня, Джулия, за то, что я испортил тебе жизнь, заставляя терпеть меня так долго. Мужчине такому, как я, не следовало увлекаться тобой. И я наверняка виноват в том, что за годы, прожитые со мной, ты превратилась в настоящую ведьму, женщину бессердечную, не способную сочувствовать никому. В своем безумии я верил, что любовь означает теплое и доброе чувство, которое непременно испытывают двое, а это значит, что они будут поддерживать друг друга в минуту одиночества и отчаяния, которые мы непременно наследуем от многих поколений наших предков. Ты не виновата, Джулия, лишь я один во всем повинен. Это была моя ошибка, и я один должен за нее ответить.

Джулия смотрела на меня так, будто не понимала ни слова из того, что я говорю, и мне показалось, что разговариваю я с ней на чужом и непонятном для нее языке. Но я ни за что на свете не хотел доставить ей того удовольствия, которое она ожидала испытать, — и за это никто не может осуждать меня. И хотя все мое тело содрогалось от ужаса, я выпрямился во весь рост и с гордо поднятой головой медленно спустился вниз по лестнице, больше не удостоив Джулию ни единым взглядом.

И, кажется, я ни разу не запнулся, когда, воззвав к Милосердному, попросил кислар-агу поскорее приступить к выполнению возложенной на него миссии.

Толстяк очнулся от приятной дремы, дружелюбно взглянул на меня и хлопнул в пухленькие ладоши. Трое безмолвных рабов султана явилось незамедлительно. Первый из них нес подмышкой довольно большой сверток, в котором, как я думал, находился предписанный законом черный халат. Несмотря на страх и жуткие обстоятельства, я не переставал гадать, какого же цвета шнурок был выбран для меня, и даже перед лицом смерти надеялся, что ко мне будет проявлено должное уважение. О зеленом я даже и не мечтал, а вот красный показался бы мне лучшим доказательством почтения, ибо положенное мне жалованье давало мне право рассчитывать лишь на скромную желтую удавку.

Но из развернутого свертка, к моему несказанному удивлению, немой раб достал простой глиняный кувшин и большой кожаный мешок, который тут же расстелил на земле. Повинуясь жесту кислар-аги немой палач достал также самую обычную пеньковую веревку. Двое безмолвных внезапно крепко схватили Альберто за плечи, чтобы тот не дергался, а третий сзади накинул петлю итальянцу на шею и задушил его так ловко и быстро, что несчастный даже не успел понять, что же с ним происходит. На тупом лице Альберто появилось выражение безмерного удивления и, синея, он упал на землю, давясь собственным языком, который вывалился у него из открытого рта, а светлые глаза его вылезли из орбит. Немой палач потуже затянул шнур и завязал крепкий узел, когда онемевшая Джулия наконец сообразила, что происходит прямо у нее на глазах. Осознав все, крича, как разъяренная кошка, Джулия схватила за руки стоявшего на коленях палача, но его помощники прекрасно знали свое дело и быстро остановили обезумевшую женщину, заломив ей руки за спину.

Джулия брыкалась, кричала и вырывалась, а ее глаза налились кровью от ярости и бешенства, но управитель гарема, склонив голову набок, спокойно взирал на нее, словно в глубине души радовался ее страданиям.

— Извини меня, султанский раб Микаэль эль-Хаким! — вежливо обратился ко мне сановник. — Очень сожалею, но мне был дан приказ лично проследить за казнью твоей жены. Ее задушат, тело зашьют в мешок и бросят в Мраморное море. Султанша Хуррем, как тебе известно, — женщина весьма благочестивая и испытывает отвращение к непристойностям, которым не раз предавалась твоя жена Джулия. Совсем недавно султанше Хуррем стало известно, что Джулия злоупотребила ее доверием, переодела своего любовника в желтые одежды евнуха и провела его в женские покои сераля. В этом нет, разумеется, твоей вины, и я глубоко сочувствую тебе в твоем горе. Но твоей жене не избежать наказания за столь бесчестный поступок и за разврат, которому она предавалась, и, между нами говоря, благородная султанша Хуррем отныне решила более тщательно следить за тем, кого допускать к себе в услужение.