Крест

Промысловики надолго уходили в тайгу в самые морозы. Жили в маленьких зимовьях, сами себе готовили и обихаживали себя. У каждого было по несколько собак – сибирских лаек. У нас был Гром, которого нам подарили совсем маленьким щеночком. Мы очень его любили. Он вырос в бесстрашного, красивого пса, с черной блестящей шерстью и      хвостом, загнутым в колечко. На груди шерсть была белой в виде галстука. Охотник из него был отличный. Он быстро «брал» соболя, белку, бесстрашно шел на медведя. Охотник по лаю собаки знает, кого выследил его друг. Метким выстрелом в глаз нужно подстрелить зверька, чтобы не испортить ценный мех. Поскольку папа работал в зверпромхозе штатным охотником, ему, как каждому из его друзей, нужно было выполнить план по сдаче пушнины. Это определённое количество шкурок соболя, белки. Перевыполнение плана поощрялось. В доме у нас было два охотничьих ружья: двуствольное и лёгкая тозовка, которую папа очень ценил. Мы часто просили папу научить нас стрелять, но он всегда находил причину отказать нам. Изредка папа с друзьями ходил на охоту в Саяны. Говорил, что шкурки зверьков в этих горах качественнее. Особенно нам нравились шкурки горностая: белоснежные с чёрными хвостиками.

После охотничьего сезона дом наш напоминал охотничью избу. По стенам висели на правилах шкурки соболя и белки. Они сушились для сдачи государству.

На полу у нас вместо ковров около кроватей лежали медвежьи шкуры, с густой, пахучей шерстью. Мы любили валяться на них, играть зимними вечерами. Несмотря на то, что у нас была «учительская» семья, как говорили деревенские жители, обстановка в доме ничем не отличалась от других, была очень простой. Из мебели имелся только платяной шкаф да этажерка для книг. Купить мебель было негде.

Товары и продукты завозились самые необходимые, без изысков. Летом моторные лодки на баржах тянули по реке груз из районного центра. Самым главным была доставка продуктов, одежды, горючего. Поэтому никому и в голову не приходило, что мы живём убого. Так жили все. Даже столы и стулья были самодельными. Украшением в доме являлись железные кровати с блестящими изголовьями. По низу кровать наряжалась в вязаный подзор. Современная молодёжь, наверное, и не знает, что такое подзор. Его можно увидеть только      в краеведческом музее. Богаче всех в деревне жила продавщица. У неё даже на полу лежал настоящий ковёр. Для нас это выглядело необыкновенной роскошью.

К жизни в сибирской деревне я привыкла и стала обыкновенной сибирячкой. Не вспоминался санаторий с ужасной гипсовой кроваткой, ни Петушки с родственниками, которых я не успела узнать. Новая жизнь, новые родственники с папиной стороны, совершенно отличающийся быт затянули и понравились нам с братом. Нравилась и школьная жизнь.

К ноябрьским праздникам и Новому году мы готовили концерты художественной самодеятельности. Учили песни, стихи, ставили сценки. Обязательной составляющей концертов были физкультурные номера или «пирамиды». Это когда из нескольких человек строится какая-то фигура. Наверх, к потолку обычно поднимали самого маленького, чтобы легче было держать. Внизу же стояли постарше, крепкие ребята. Меня, как самую легкую, решили поднять наверх, но, не стоя, а лежа. Меня должны были держать за плечи и ноги, чтобы я не прогибалась. Я взобралась наверх, оперлась на плечи мальчика, другой взял меня за ноги, но выпрямить свое тельце я никак не могла. Оно все прогибалось и прогибалось. Меня стали ругать. Я напряглась, чтобы выровнять тело горизонтально, и тут что-то случилось. В позвоночнике хрустнуло, от сильной боли я вскрикнула и чуть не свалилась на пол. Несколько дней лежала, потом, вроде бы, все прошло. Я и не предполагала, какие последствия вызовет эта незначительная травма. Пока же я опять, как все дети таежной деревни, резвилась с ними. Ходила уже хорошо, научилась бегать. Прыгала, каталась зимой на лыжах и санках. Наверстывала в подвижных играх то, что было упущено за долгие годы лежания. Мне очень нравился активный образ жизни. Все дни напролёт мы резвились на улице. Забывали поесть, да и не хотелось. Когда уже подводило живот, забегали домой для того, чтобы схватить кусок хлеба и снова бежать на улицу. Хоть мы и были «учительские дети», но жизнь наша не отличалась от других деревенских ребят.