Крещение Руси. От язычества к христианству

Яростный спор об исторической достоверности путешествия Андрея разгорелся еще во второй четверти XVIII в. между М. В. Ломоносовым и приглашенными в Петербург для занятий русской историей немецкими академиками Г. З. Байером и Г. Ф. Миллером. Они стремились очистить российскую историю от всего легендарного. Ломоносов — одна из самых противоречивых фигур в российской историографии. Знаменитый историк С. М. Соловьев писал, что Ломоносов «нисколько не был приготовлен заниматься русскою историею», и обнаружил тенденцию, которой следовал великий ученый XVIII в. «Всяк, кто увидит в Российских преданиях равные дела и героев, Греческим и Римским подобных, — писал Ломоносов, — унижать нас перед оными иметь причины не будет; но только вину полагать должен на бывшей наш недостаток в искусстве, каковым Греческие и Латинские писатели своих героев в полной славе предали вечности»[5]. Здесь и содержится та самая максима риторического направления в исторической науке, ищущего в истории лишь славных подвигов, которое активно не принимал Соловьев.

Нужно заметить, что Ломоносов, литератор, один из реформаторов и создателей современного русского языка, болезненно реагировал на «глухоту» к русскому слову немецких профессоров истории Байера и Миллера. Но чтобы отстранить Миллера от написания российской истории, Ломоносов прибегал в своих «рапортах» и записках в канцелярию Академии наук к «аргументам», неприемлемым ни для Соловьева, ни для науки: о «святом Несторе летописце» не должно было писать, что тот ошибался; кощунством считал он утверждение Байера о том, что апостол Андрей, вопреки летописи, не бывал в России и не проповедовал Евангелия.

Не одна Русь стремилась отыскать благочестивые свидетельства дальних странствий Андрея. Летописец опирался на византийскую средневековую традицию, согласно которой Андрей получил по жребию Север Европы и прошел земли ивиров (Грузию), савроматов, скифов и «всякую страну и город, какие расположены к северу от Черного моря». В «Хронике пиктов», загадочных аборигенов Шотландии, составленной в XII в., как и «Повесть временных лет», рассказывается, как ангел Божий повелел апостолу покинуть Константинополь и двинуться в далекую страну. Он двинулся туда (практически по тому же пути из варяг в греки) с семью товарищами и божественное сияние окружало странников. Сам король пиктов с войском вышел ему навстречу, и войско пало ниц, не в силах выдержать сияния — семеро хромых и слепых обрели тогда исцеление, поэтому Андрей наиболее почитаем в Шотландии — той части северных пределов Скифии, где он учил.

Удивительно, но предреченная Андреем в русской летописи слава киевских гор действительно была запечатлена в истории, причем в истории дохристианской.

4. Киевская легенда

Уже упоминался сюжет о трех братьях — предводителях полян, пришедших с Дуная — летописной славянской прародины — на Днепр.

«И быша три братья: единому имя Кий, а другому Щек, а третьему Хорив, и сестра их Лыбедь. Седяше Кий на горе, где ныне увоз Боричев, а Щек седяше на горе, где же ныне зовется Щекавица, а Хорив на третьей горе, от него же прозвася Хоревица. И створиша град во имя брата своего старейшаго, и нарекоша имя ему Киев».

До сего дня, продолжает летописец, в Киеве живут поляне. Казалось бы, перед нами типичное топонимическое предание: наименования киевских урочищ — трех гор и речки Лыбедь — превращены в имена культурных героев, первопоселенцев. Более того, эти имена, по предположениям филологов, могут восходить к еще более глубокой мифологической архаике: во всяком случае, имя Кий в общеславянской ретроспективе может означать культурного героя — земледельца, кузнеца и богатыря, вооруженного палицей-кием — орудием для расчистки леса под поле и т. п.

Однако сам летописец (как и все русские книжники) далек от языческой фольклорной архаики; зато как историк он не может обойти альтернативного предания о Кие.

«Ини же, не сведуще рекоша, яко Кий есть перевозник был, у Киева бо бяше перевоз тогда с оноя стороны Днепра, тем глаголаху: на перевоз на Киев».

Разные варианты топонимических преданий легко уживаются в фольклоре, но летописца не устраивает образ Кия-перевозчика.