Крепостной шпион

Сверху доносились голоса. Кто-то требовал лошадей, ругались в отдалении пьяные кучера. Но как ни прислушивался Андрей, уловить английскую речь ему не удавалось.

«Почему же они не убили меня? — припоминая происшедшее, соображал он. — Почему связали и бросили в погреб? Их было пятеро, троих я ранил, но ранил, по всей вероятности, легко. Нужно было убивать псов, зря пожалел.

Задирая голову, он видел, как прогибаются доски пола, как чьи-то башмаки наступают на щели. Трипольскому не завязали рот и, поворочавшись ещё какое-то время, Андрей Андреевич решил криком привлечь к себе внимание. Набрав в грудь побольше воздуха, Трипольский приподнялся и крикнул сколько хватило мочи громко.

   — Помогите люди! — он опять с силой вздохнул и повторил крик. — Помогите!

Он замер, прислушиваясь. Наверху, похоже, услышали его.

   — Там в погребе, по-моему, кричит кто-то, — сказал немолодой мужской голос. — Вы слышали?

   — Действительно, — отозвался другой мужской голос, — давайте посмотрим?

Трипольский хотел ещё раз крикнуть, но замер.

   — Не нужно утруждать себя, господа, — прозвучал голос смотрителя станции. — Я сейчас сам всё проверю, не беспокойтесь. Кстати, лошади для вас уже готовы. Можно ехать.

Судя по звуку шагов и отдаляющимся голосам, комната опустела. Трипольский от злости прикусил губу.

«Как глупо, нужно было, не раздумывая, сразу звать на помощь, как только очнулся. Этот смотритель настоящий иуда, с ними заодно. Он же меня по голове и ударил».

Деревянная крышка над головой Андрея Андреевича распахнулась. Трипольский закрыл глаза. «Пусть думает, что я опять лежу без сознания». Заскрипели ступеньки.

Чуть прищурившись, Андрей увидел в падающем сверху потоке пыльного света кривую фигуру смотрителя. Блеснуло длинное лезвие.

«Неужели он меня заколет? Вот так, как охромевшего борова, тихо зарежет. А ночью они зароют моё тело где-нибудь в ближайшем лесу и никто не найдёт. Никто ведь не знает куда я поскакал. Никто».

Он решил умереть с честью и даже не вздрогнул, когда ледяное лезвие пощекотало его кожу.

   — Очнитесь, барин, — очень-очень тихо прозвучал голос смотрителя, и в следующий миг нож перерезал верёвку, стягивающую руки. — Очнитесь. У Вас совсем времени нет. Вам бежать надо. Они пока в деревню поехали, к знахарке, раны свои перевязать, но боюсь, скоро воротятся.

Освобождённые из пут руки сильно затекли и не хотели слушаться. Несколько минут понадобилось Трипольскому только на то, чтобы сначала присесть, опираясь ладонями о земляной пол, а потом подняться на деревянных ногах.

   — Если ты о жизни моей, старик, печёшься, то скажи, зачем же ты меня подло ударил, с ног сбил, в руки им отдал? Зачем? — с трудом взбираясь по лестнице и выходя в пустую комнату спрашивал Трипольский. — Странно у тебя выходит, не по-людски.

   — Да кабы я Вас не ударил, и меня повесили бы и жену и дочурок моих. Они же звери, — отозвался смотритель, закрывая подпол. — Русского языка не понимают, куражатся нелюди. Что тут сделаешь?

   — Так почему же они меня не убили?

   — Не убили потому, что хозяин не велел. Они договорились Вас к нему в усадьбу везти. Да я не понял толком, не знаю их языка-то.

За окном опять не было ни одной лошади и ни одного экипажа. Андрей Трипольский выпил кружку кваса.

   — А что ж ты такой вдруг добрый стал, старик? Глупо у тебя выходит: сперва ты меня по голове поленом исподтишка, а потом сам же и спасаешь.

   — Дочку мою снасильничали вчетвером, — сказал, печально опустив голову, кривой смотритель. — Если б впятером умерла бы, наверное, бедняжка. Но пятый пьяный спал. Это как раз тот, с якорем на груди. А так Марфуша только чуточку умом двинулась. Смеётся всё время, глупая.

Трипольский отворил дверь и с удовольствием вдохнул горячий вольный воздух.

   — Так если ты меня отпустишь, старик, тебя же повесят, — сказал Трипольский другим, уже почти дружелюбным, тоном.

   — Будем надеяться, минует чаша сия, — отозвался смотритель, протягивая Андрею его саблю. — Возьмите. Когда вернутся изверги, скажу, что Вы сами развязались и бежали. Может быть, скажу проезжающие купцы помогли, и вы кричать стали. Они помогли, что ж с меня возьмёшь. Но простите великодушно, барин, лошади я вам не дам. Потому, что тогда уж точно повесят.

Даже не кивнув на прощание убогому смотрителю, и уж, конечно, не поблагодарив его никак, Трипольский отошёл от станции, наверное, версты на две и остановился, не понимаю что же ему делать дальше. Как поступить.

Очень долго стоял Андрей посреди дороги. Нужно было возвращаться назад в Петербург. Вот так, без лошадей, догнать беглецов не оставалось ни одного шанса. Он подумал так: «Пусть всё решит случай. Буду ждать первых проезжающих. Не захотят остановиться — силой остановлю. Если коляска будет в сторону Петербурга, то возвращаюсь назад, если в сторону Новгорода — попробую всё же настичь негодяя.

Небольшая почтовая карета появилась очень не скоро. Уже садилось Солнце, когда Андрей Андреич забрался внутрь экипажа и, откинувшись на жёсткой скамье, заснул, мгновенно потеряв силы.