Крепостной шпион

Рассчитав поворот, Трипольский резко ушёл влево так, чтобы солнце оказалось над головой и точечным ударом поразил в грудь ослеплённого противника. Он не хотел никого убивать и удар был не сильным, хотя и вполне достаточным, чтобы свалить англичанина. Лезвие только распороло кожу, разделив надвое большую татуировку — синий якорь, занимающий половину волосатой груди — но боль была так сильна, что бандит только всхлипнул и потерял сознание.

Избавившись от пьяного фехтовальщика, Андрей Андреевич кинулся бегом за другим англичанином, безоружным, желая его поподробнее расспросить о планах графа Виктора.

Тот вбежал в помещении станции, но был настигнут Трипольским. Приставив лезвие сабли к обнажённому горлу разбойника, Андрей Андреевич спросил:

   — Вы, надеюсь, говорите по-русски?

   — Sorry. Sorry. Чуть-чуть, — отозвался тот. — Я могу плохо говорить. Могу понимать, не убивайте меня, please.

   — Ну хоть так, — улыбнулся Андрей Андреевич. — А коли понимаешь, скажи-ка мне, братец, где коляска? Давно ли она уехала отсюда? Какие у Виктора теперь лошади?

   — Совсэм нэдавно уехала, — сказал англичанин, — около один час.

   — Сколько вас здесь?

Англичанин неистово качал головой.

В жаркой полутьме комнаты Андрей Трипольский вдруг увидел приблизившегося к нему сбоку человека. Глянул — это был, всего лишь, старый кривой смотритель.

   — Сколько вас? — повторил он, прижимая лезвие к горлу англичанина, так чтобы надрезать кожу и пустить кровь.

   — Five, — прошептал тот. — Пять.

«Троих я искалечил, — подумал Трипольский, — а это четвёртый. А где же пятый?»

Больше он ничего сообразить не успел. Незаметно подошедший смотритель изо всех сил размахнулся и ударил его поленом по голове. Комната качнулась перед глазами Андрея Андреевича Трипольского, и он потерял сознание.

С треском откинулась крышка погреба и оттуда поднялся, пьяно пошатываясь, пятый англичанин. Двое злодеев, ухватив за ноги оглушённого и неподвижного Андрея Трипольского, вытащили его во двор для расправы, при том станционный смотритель униженно приседал и кланялся.

В тот же час, ничего не подозревающая Анна Владиславовна Покровская, счастливая и гордая собой, мчалась в чёрном лакированном экипаже по дороге на Новгород. Граф Виктор — красивый, могучий и свободный человек сидел рядом с ней. Кнут в руке графа то и дело чёрной змеёй взвивался, казалось под самое солнце, и опускался со свистом, рассекая воздух, на гладкие тёмные бока свежих лошадей.

   — Быстрее! — кричала в восторге Анна. — Ещё быстрее!

   — Любишь быструю езду?

   — Я обожаю быструю езду.

   — У меня в поместье ты сможешь кататься сколько захочешь. Там превосходные конюшни.

   — Много лошадей у тебя?

   — Много, дорогая, и тебя ждёт белый трёхлетний жеребец по кличке Алтай с чёрной звездой между глаз. Представляешь, весь как снег, чисто белый и только одна звезда.

   — Виктор, ты подаришь мне белого трёхгодовалого рысака с чёрною звездой меж глаз?

   — Подарю.

   — Мы приедем и сразу обвенчаемся, — поднимаясь в коляске так, чтобы ветер сильнее стегал в открытые лицо, прошептала в упоении Анна. — Я люблю тебя.

   — Не получится, — Виктор перестал натягивать вожжи, и коляска пошла медленнее.

   — Что не получится? — удивилась Анна.

   — Негде нам обвенчаться, — виновато сказал Виктор. — Прошлым годом церковь сгорела, батюшка вместе с нею. А нового храма пока ещё нет, не отстроили.

Анна забрала из руки Виктора кнут и сама хлестнула лошадей. Опять взвилась к Солнцу и свистнула чёрная змея.

   — Коли мы уж бежали, — крикнула девушка, — но нам, непременно, нужно здесь же обвенчаться. Здесь по дороге есть какая-нибудь церковь?

   — Километров шесть, кажется. Деревушка там. Ключ и храм, вроде как, стоит.

   — Но это немного в сторону будет. Крюк.

   — Впрочем, ты права. Нам всё равно нужно где-то заночевать, ещё 120 вёрст, не меньше. Не оставаться же на ночь в поле.

   — А я бы осталась, — Анна опять взмахнула кнутом. Глаза девушки лихорадочно блестели. — Осталась бы с тобою и в поле, кабы не пришлось нам церковь искать.

Очнувшись от холода, Трипольский попробовал присесть, но не смог даже пошевелиться. Он был крепко связан. По лицу что-то неприятно растекалось. Что-то жидкое и липкое. Сперва Андрей решил, что ему выкололи глаза, но скоро понял, что лежит в темном погребе.

Здесь пахло кислой капустой. Сверху сквозь щели пробивался дневной свет и можно было решить что времени прошло совсем немного. Снаружи ясно раздавались голоса, и слышалось ржание лошадей.

«Дурак, — обругал он себя. — Можно было предположить, что похищая Анну Владиславовну, граф Виктор позаботиться о каком-нибудь прикрытии. Он же знал, что будет погоня. Интересно, знает ли Анна кто он? Конечно нет. Эта влюблённая дурочка, вероятно, сейчас в полном упоении от своего безумного бегства. Как помочь ей? Я должен помочь ей. Может так случиться, что кроме меня у неё не осталось защитников».

Трипольский попробовал пошевелиться, но верёвки на его руках и ногах были стянуты так сильно, что освободиться из пут самостоятельно не было никакой надежды.