Крепостной шпион

Часть каторжников, в первые же дни перемёрла от холеры, а часть была всё же брошена на дикие малоплодородные земли без крыши над головой, без знания русского языка, без всякой поддержки, но зато под постоянным надзором.

Англичане не долго сеяли хлеб. Уже через месяц после прибытие случился бунт, и группа, числом более 100 головорезов, самовольно ушла с поселений.

Удуев понимал ясно — никаких англичан в Санкт-Петербурге нет, да и не могут они здесь оказаться — далеко от северной столицы до причерноморских степей. У сенатского прокурора от страха глаза велики, вот и перестраховался Его Превосходительство.

«Уж кого-нибудь придётся им показать, — размышлял Удуев, отодвигая от тебя листок с инструкцией и принимаясь за свежий номер «Ведомостей». — Попадутся ещё какие-нибудь подходящее мертвецы — представим. Мёртвого не проверишь, англичанин он или француз, не спросишь его.

Вовсе не это беспокоило ротмистра. Беспокоили его два трупа, обнаруженные под воротами Спаса. Каждый день в скудельницу свозили десятки замерзших насмерть, отравленных, зарезанных, свернувших себе шею и нечаянных мертвецов, но эти двое выделялись из общего числа. Эти двое были загадкой. Дворяне в простой одежде, никаких документов. Странная смерть. Они будто застыли в поцелуе, прежде чем сабля ротмистра разъединила их ледяные уста. Удуев не мог бросить этого дела.

Михаил Валентинович не знал о том, что наутро перепуганный подьячий уж стучался в дом генерала Бурсы. До барина служку, конечно, не допустили, но вышел секретарь, и подьячий, сбиваясь с шёпота на крик, рассказал о том, что случилось минувшей ночью в Храме.

Страничка с именной печатью хоть и попала в руки жандармского чина, но не осталась тайной для хозяина особняка. Это и послужило основанием к дальнейшим, на первый взгляд, совершенно неоправданным действиям со стороны отставного генерала. Он велел, в пику общественному мнению, перенести безымянных мертвецов из Храма к себе в дом, и даже заказал гробы и другую панихиду.

На следующее утро, после обнаружения окоченевших, насмерть обнявшихся тел, на Большой Конюшенной улице Михаила Валентинович Удуев отправил доклад по начальству и дал объявление в «Ведомостях».

Прошла неделя.

Развернув свежий номер «Ведомостей», в которое он поместил краткое описание происшедшего на Конюшенной, в ночь с 1 на 2 января, а также словесные портреты мертвецов.

Михаил Валентинович был неприятно поражён белым квадратом, красовавшимся на том месте, где должно было находиться объявление — «Снято цензурой». В тот же день Удуев говорил с цензором, от которого и уяснил подлинные обстоятельства дела.

Может быть при матушке Екатерине Алексеевне никто бы не обратил внимание на эту историю, но при нынешней, насаждаемой сверху строгости нравов, как непосредственное начальство ротмистра, Их Превосходительство столичный прокурор, решили не расследовать, так и цензор столичных «Ведомостей» предпочли за благо промолчать. Отповедь от начальства была моментальной, без всякого пояснения, строжайше приказали дело это не трогать!

Удуев не мог больше открыто расследовать происшествие на Конюшенной. После официального запрещения он, наверное, и не стал бы время тратить, но личное любопытство, а, может быть затаённый стыд, не давали ротмистру покоя.

Оказалось, что двое мёртвых, найденных ротмистром в ледяную январскую ночь, легко были опознаны. Ими оказались Иван Семёнович Турсов, двадцати пяти лет, подпоручик Семёновского полка, по болезни в отставке, и Марья Илларионовна Турсова, в девичестве Игнатова, двадцати лет.

История двух молодых людей было проста и жестока. Отец Ивана, Семён Петрович Турсов, возражал против брака. Человек честный и горячий, Семён Петрович как потомственный дворянин хорошего рода, воспротивился неравному браку, ведь Марья Илларионовна была всего лишь купеческая дочка. Он изгнал сына из дома, и не только не дал благословение, но и проклял его. И всё бы ничего, но добрая душа бездетная сестра Семёна Петровича, Татьяна Петровна Турсова, родная тётка Ивана, бывшая уж много лет в ссоре со своим горячим братцем, в пику ему, подарила молодым небольшое имение в Новгородской губернии и в придачу ещё крестьян, 15 душ.

Всё это произошло полтора года назад. Молодые уехали и поженились вдали от столицы, а через месяц после их отъезда тётка Ивана, Татьяна Турсова, так и оставшись девицей до последнего своего часа, скоропостижно скончалась, не оставив завещания. Дарственная на племянника не была ещё оформлена, и деревенька под названием Ключи досталась, за неимением других прямых наследников, Семёну Петровичу Турсову.