— Несчастные, — согласился Бурса. Он долгое время молчал, потом присел к столу. — Мне бы хотелось поймать одного из них. Вы сказали, кажется, что комнатка в доме меховщиков была пуста, а коли так, я прошу, Михаил Валентинович, не делайте ничего с братьями Протасовыми. Пусть мой лакей донесёт им о новом письме, полученном из Парижа.
— Вы думаете они опять пошлют карлика? На этот раз он уже не будет имитировать кражу, а попробует украсть на самом деле? — сообразил ротмистр. — Он заберётся в дом, и мы сможем его поймать.
Ротмистр Удуев покинул дом на Конюшенной только в половине десятого вечера.
Сергей Филиппович проследил жандарма через окно. «Любопытно чем же они с Бурсой столько времени в кабинете были заняты, — подумал секретарь. После неприятной беседы в курительной секретарь почувствовал себя совсем уж дурно. Сердце его при каждом неожиданном звуке или новой посторонней мысли лишний раз болезненно вздрагивало. — Или, может быть, этот жандарм член нашего Общества, может быть, в Нижнем списке «Пятиугольника». Ерунда, я бы знал, коли так. Вот Граф Виктор он член «Пятиугольника». А что я вообще о нём знаю? Он обо мне, кажется, всё знает. А я о нём ничего».
Прислушиваясь, секретарь стоял в своей комнате. Он ждал, он хотел выйти из дома незамеченным, как делал это на протяжении последних месяцев, посещая княгиню Наталью Андреевну Ольховскую. Но выйти незамеченным становилось возможно лишь после того, как Анна Владиславовна и Константин Эммануилович уснут.
На сей раз, Бурса отправился в свою спальню раньше обычного, почти сразу же после отъезда жандарма. А вот юная хозяйка не спешила в постель.
Дом опустел, но проклятый Граф Виктор, уединившись с Анной Владиславовной в гостиной, всё ещё держал девушку за ручку и тихонечко нашёптывал что-то, сидя на диване. Секретарь не видел их в эти минуты, но хорошо себе представлял. Каждый раз картина была одинаковая — глаза красавицы томно приоткрыты, дыхание её учащённо, а мерзавец шепчет… Шепчет что-то, улыбается, смеётся тихим сатанинским смехом и никак не уходит. Не уходит почти до полуночи.
«Что же он такое совершил, о чём знает Наталья Андреевна, чего нельзя знать ни мне ни вообще никому? И почему он думает, что я смогу, ничего не зная толком, остановить княгиню? — размышлял секретарь, наблюдая, как отъехала, наконец, от парадного крыльца коляска графа. — Он угрожает её жизни. Он угрожает моей жизни. Чего он вообще от меня хочет?»
Как делал уже много раз, Сергей Филиппович накинул поверх своего платья длинный тёмный плащ с капюшоном, отпер своим ключом дверь чёрного хода и вышел на улицу.
Опять над дверью светился синий газовый фонарь, и не желая, чтобы его заметили, секретарь поспешил отойти от дома. Если бы он задержался ещё на несколько минут, то увидел бы и другого человека, покидающего дом точно также, через дверь чёрного хода. Тайно.
Лакей в длинном сером плаще вышел, озираясь, и заспешил в том же направлении, что и секретарь. После заключения в сыром подвале, где он провёл много часов, несчастный волочил ноги и задыхался от быстрой ходьбы.
Замешкайся Сергей Филиппович возле двери, он был бы поражён ещё и тем, что дверь чёрного хода за лакеем кто-то запер изнутри. Если б он обернулся, может быть, он заметил бы, как дверь распахнулась ещё раз. И в свете синего газового фонаря мелькнуло перед пустой улицей усталое лицо магистра «Пятиугольника» Константина Эммануиловича, который, оказывается, и не ложился спать.
«Куда же это Вы, Сергей Филиппович, отправились среди ночи, тайно? — подумала Анна Владиславовна, наблюдая сверху из окна за быстро удаляющейся фигурой в тёмном плаще. — Неужели у Вас, такого тихони, есть ночные амурные дела? Неужели у Вас есть любовница? — сердце Анны Владиславовны сладко сжималось. — Ну а почему же нет? Вот и теперь я сама влюблена. Конечно, конечно я влюблена! — Девушка стояла подле окна босая на холодном деревянном полу, смотрела вниз и вдруг зажмурила глаза от нахлынувшего счастья. — В первый раз, — сказала она себе, — всё, что было раньше — один лишь обман самой себя. Глупые фантазии. Я влюблена в Виктора, я готова сделать для него всё, что он только попросит. Я готова… — она похолодела при следующей мысли, — готова даже отдаться ему без брака, если он протянет руку, если он скажет, я могу совершить всё, всё, что угодно. — Бросившись на постель и зарывшись с мокрым лицом в подушку, Анна хотела успокоиться, но ни заснуть, ни даже заставить себя думать о чём-то другом девушка была не в состоянии. — Я люблю его, люблю его, — шептала она в подушку, — люблю».
Те же слова повторял и возбуждённый секретарь, в который раз, среди ночи пешком пересекающий город.