Крепость Орхус

Господарь не только не заковал его в колодки или к позорному столбу на сутки не поставил – его даже пороть не стали! Староста, весь в слезах пришёл к замку, каяться в проступке. Если соглядатаи господаря прознают о той вине его, а повиниться он не приходил - тут ведь могут и голову с плеч. Старик пал ниц у ворот и обливаясь слезами, просил прощения до самого заката…, и господарь простил! Он не вышел даже что бы пнуть окаянного ротозея!!!

Невероятные творились вещи в Орхусе…

Истошный вой разбудил Арагона, где-то в полдень. Мутным взглядом осмотрев помещение, ариец обнаружил кувшин. Немедленно прикончил его тремя могучими глотками. Вой не снижал тона. Ариец разбил кувшин об лоб – бесполезно. Пошёл к стрельчатому окну и выглянул. За воротами, за стеной, какой-то мужик бодает землю и орёт.

Арагон почесал лысину. Плечами пожал.

-Арррр… - Зарычал кто-то. Воин оглянулся. Опираясь на стол руками, с пола медленно поднимался король, активно и бешено вращая покрасневшими глазами.

-Там мужик какой-то… - Кивком показал ариец на окно. Глянул на стол, кувшин увидел. Почти полный. Подал королю. Логан осушил посуду и аккуратно поставил на стол.

-Уф. – Сказал отдышавшись. Глаза уже не такие бешенные, к ним возвращается осмысленное выражение. – Чего ему от нас надо?

-Не знаю. – Арагон пожал плечами, прислушался. – Что-то про молоко орёт…, молоко у него украл кто-то, наверное…

-А зачем он сюда пришёл? – Поднимая перевёрнутую скамейку и усаживаясь за стол, изумлённо поинтересовался ариец. Арагон опять плечами пожал. – Страйк! – Заорал король. Тишина. – Страйк! – Опять тишина. Логан махнул рукой. – К воронам. Пусть себе воет. Потом сами поймут, что и как, должен делать Свободный Тара…, Орхуса…

Ариец тяжело вздохнул и печальным взором посмотрел в окно.

-Похож. – Тот же печальный взгляд, такой же вздох Арагона.

-Только похож. – Ариец мрачно уставился в стол. Потянулся за следующим кувшином.

Крестьяне потихоньку начали жить своей привычной жизнью. К изменениям, скажем так, в политике власти, они привыкли на удивление быстро. Хотя и через год, допустив какую-нибудь оплошность, спешно всё бросали, да бежали повиниться к господарю. На полпути замирали, хлопая себя ладонью по лбу, и возвращались к своим делам.

Но первый месяц новой жизни, выть у ворот замка ходили частенько, активно каялись в свершённых проступках. Пока однажды из ворот не вышел могучий воин господаря с белым лицом. Он был очень зол. Наорал на девушку пришедшую повиниться за то, что девственность свою подарила какому-то Горбышу, из соседского домика, до права первой ночи не смогла сберечь…, в общем, весь этот ненужный бред Свободных, арийцев крепко достал. Радон ухватил девчонку за шиворот и долго орал ей что-то прямо в лицо. Бедняжка так перепугалась, что месяц её расспросить не удавалось – она почему-то говорить перестала. Совсем. Язык отнялся – дурной глаз был у этого громадного воина. С тех пор люди старались на него не смотреть, что бы порча на них не нашла. А девушка через месяц заговорила и поведала, что воин господаря ругал её нехорошими словами, грозился попортить её замес-то Горбыша, ежели она ещё раз сунется с таким бредом к господарю.

В общем, после того случая, ходить виниться стали реже. Сами думая и решая, какая провинность, может господарю показаться глупой, а какая наоборот, очень серьёзной, заслуживающей самого сурового наказания. С течением времени, впрочем, выяснилось, что как господарь и говорил, признаёт он за ними лишь одну вину – двадцитину урожая, забитой на мясо животины или собранного молока, не сдано в кладовые господаря. Все остальные ужасные повинности, за которые в Сабасе порой и голову с плеч снимали, господарь упорно игнорировал.

Однажды пришли они спор решать, промеж собой. Кто, значит, виноват. Горбыш, со своего пахотного участку залезший на участок Шорбыни и тому оградку поломавший. Или Шорбыш всё-таки прав и с Горбыша должно ему получить четвертинку серебряного кругляша.

Господарь, в этот раз, вышел с полным кувшином вина. Свободные Орхуса, подробно изложили суть дела и премудрого господаря рассудить их попросили. Он их выслушал, хлебая вино, потом осушил кувшин могучими глотками числом четыре – староста специально считал, что бы потом соседям рассказать какой у них статный и могучий господарь, что два литру кувшин, в четыре всего глотка могёт осушить. Так вот, осушил…, но судить их отчего-то не захотел.

Кувшин запустил в старосту, повернулся и в замок ушёл.

-Господарь милостивай… - Промямлил староста, ошалело вертя головой, да неуверенно снимая с ушей осколки глиняной посуды.

Вот так они и жили, чувствуя себя довольно странно. Господарь вообще к ним ни касался никак - пока сдавали добытое с земли, да его самого и воинов его, не беспокоили. Даже больше того.