Крепость Бреслау

Она вернется, вернется, ну потому что куда идти? — говорил каждый день себе и все меньше в это верил. Никогда уже не вернется, — подсказывал ему злой божок угрызений совести и активизировал в его организме цепи боли. Начиналось обычно от раны, которая распространялась на всю грудь. Боль пронизывала мышцы груди и достигала бронхов. Потом давила желудок и мочевой пузырь, чтобы, наконец, дернуть простатой.

Мок едва дышал и старался разумно и логически думать о своей скорой смерти. Это эсхатологическое усмирение крутилось вокруг одной мысли Конфуция, было неустанной интерпретацией его мнения: «Ну что такого мы можем знать о смерти, если жизни хорошей мы не знаем?» Когда он попытался разложить на множители первое понятие «жизнь», он услышал яростный стук в двери.

Он встал и еле-еле до них дошел. Через глазок он увидел маленького мальчика в фуражке на голове. Он не знал его.

Он открыл дверь с треском.

— Артур послал меня к вам, — выдохнул парень. — Он сам должен быть на посту. Пошли! Быстро! В школу!

Мок забыл о бессоннице, о Карен и почувствовал, что распаляет его ненависть к Гнерлиху. Как животворящая энергия заполнила тело Мока и быстро загасила очаги боли. Побежал в свою комнату, влез в брюки и старую рубашку. На плечи накинул теплую куртку, которую обычно использовал во время горных походов, а на голову старая шляпа. Он обулся в сапоги, а на бедре он почувствовал надежное, тяжелое прикосновение «вальтера». Сбежал вместе с мальчиком по лестнице с изяществом слона и ни о чем не спрашивал своего проводника.

Бреслау, пятница 6 апреля 1945 года, час ночи

Они находились во дворе бывшей еврейской народной школы, в здании которой Мок был еще недавно, а Гнерлих лежал до сих пор. Из-за линии фронта, находящейся на расстоянии всего несколько десятков метров, доносились песни и немногочисленные выстрелы снайперских стрелков. Мок шел медленно и осторожно.

— Не бойтесь, — тихо сказал маленький чичероне. — Это наша палатка с Артуром. Мы знаем здесь все. А тут курим сигареты, — добавил он грубым голосом.

Мощное здание гимнастического зала было плохо видно в темноте. Еще меньше были видны маленькие окошки раздевалки. Одно из них было открыто настежь. Мальчик подпрыгнул, схватился за край окна, подтянулся, как обезьяна, и исчез в здании. Через минуту из окна соскользнул толстая веревка с узлами, подобная той, которая висела у потолка гимнастического зала в гимназии в Вальденбурге и по которой более пятидесяти лет назад молодой Эберхард сумел подняться под потолок в течение тридцати секунд.

Теперь ему потребовалось около пяти минут, хотя веревка висела свободно, как и тогда, но опиралась о стену, а расстояние было в пять раз меньше. Впрочем, если бы не те удобства, то он вовсе бы не попал внутрь раздевалки. Пока это, однако, произошло, соскальзывал несколько раз с веревки, потер носками обуви о кирпичную стену и стиснул зубы от боли, когда пришлось схватиться за раму окна левой рукой, бицепс и дельтовидная мышца которой соединяли с разорванной свинцом грудной мышцей.

Когда он наконец упал на матрас, уложенный под окном в гимнастической раздевалке, ему стало плохо. В этом месте царил самый ненавистный Моку запах — запах носков, резины и потных мальчишеских тел. Этот запах не давал никогда выветриться, наполнял и сейчас. Мок проглотил слюну, и тошнота исчезла.

Рана груди мучила его пульсирующей болью. Через несколько минут ее амплитуда значительно уменьшилось. На ощупь Мок протянул руку и попал на голову одного из мальчиков.

— Ну что? — приблизил он голову к уху мальчика. Он почувствовал, что оно раскалено. Не удивился совсем. Это было для районных хулиганов большое приключение.

— Здесь, — прошептал Артур Грюниг и потянул Мока за руку.

Тот услышал тихий шепот, и внутрь раздевалки упал луч света.

— Это дверца для выкатывания мячей. Ведет на склад, — шептал малыш Артур, а на его щеке зиял горячий блеск.

Коллега Артура приоткрыл дверцу с легким скрежетом. Со склада доносились звуки как из гимнастического зала — крики и аплодисменты. Мок лег на полу в раздевалке и поднес глаз к светлой щели.

Это были не голоса спортсменов. Кричали женщины, а мужчины хлопали бедрами и животами об их тела.

Бреслау, пятница 6 апреля 1945 года, половина второго ночи

Когда Мок понял, на какое зрелище он обрек мальчиков, ему снова стало плохо. Мысль о развращении несовершеннолетних вызвала у него испарину на лбу. Это маленькие уличники, утешал его голос, и вскоре они оба узнают лично «тайну передачи жизни». Кроме того, мало что видно через эту дыру. Чтобы заглушить угрызения совести, еще раз припал к земле и заглянул на склад. К сожалению, через дыру было видно все, что могло лишить сна подрастающего мальчика.