Крепость Бреслау

Мок на этот раз не взглянул на профессора и не просил повторить. Наверняка оказалось бы, что опять ослышался.

Доехали до Кенигсплац. Брендел остановился, чтобы пропустить колонну пожилых мужчин, которые несли в руках заржавевшие винтовки. Они шли нога в ногу, а над ними возвышались две статуи Геракла, борющегося с немейским львом. Брендел занырнул в клубок маленьких улочек Альштадт и через десять минут парковался под домом на Цвингерплац.

Мок вышел из коляски и накинул плащ на плечи. Его мысли были так заняты особой Карен, что даже не поблагодарил профессора Брендла за внимание, ба! — за спасение жизни. Когда профессор хотел его взять под руку и проводить до ворот, отпустил его движением руки, как навязчивого разносчика.

Он поднимался медленно по лестнице. Двери квартиры были открыты.

Стояла в них Гертруда графиня фон Могмиц. Мок упал перед ней на колени. Обняла руками его голову. Он почувствовал, что она дрожит. Невозможно, чтобы графиня имела настолько жирное, трясущееся тело, подумал Мок и услышал голос Карен:

— Я думала, что ты мертв, дорогой, — прошептала сквозь слезы.

Мок встал с колен. Его глаза были черные и неподвижные — как у обезьяны.

— Обещал тебе, что мы уедем отсюда, правда? — сказал он мягким тоном.

— О да, это правда! — воскликнула Карен решительно, а потом поняла.

Через скользящие по щекам слезы она смотрела в неподвижные глаза мужа. Она знала, что сейчас услышит, знала, что означает этот легкий тон: он предвещает ей будущность под руинами этого города. Интуиция ее никогда не подводила. Сейчас тоже.

Бреслау, пятница 23 марта 1945 года, половина одиннадцатого утра

Мок сидел неподвижно за кухонным столом и стучал ногтями по клеенке. Пытался выбивать тот же ритм, как обувь Карен на лестнице, после того как выбежала из квартиры. В выстукиваемых тактах появились новые краски. Какой-то дирижер руководил пальцами Мока так качественно, что к треску каблуков присоединились рыдания и взрывы плача.

Из звуков были созданы образы, которые его мозг зарегистрировал, прежде чем Карен покинула квартиру. Главное было ее лицо. Он понял, что смотрит на него взглядом, какого еще никогда у нее не видел. Он не был грозным, болезненным и зловещим. Было просто незнакомый. Мок почувствовал, как поджимает ему живот. Он перестал барабанить пальцами о стол. Вдруг его осенило, что не устроил ее увольнения с работы и потерял ее рабочую карточку. Этот недостаток наказывался смертью.

— Вернется, вернется, — успокаивался сам себя. — Куда может пойти без Arbeitskartę der Festung Breslau? Вернется через пятнадцать минут, максимум через за час! О, даже гораздо быстрее. Уже стучит в двери.

Он вышел в прихожую, откуда доносился стук. Приближаясь к входной двери, составлял мысленно извинения. Максимум куплю ей духи «Paradiso». Он открыл дверь и посмотрел на человека, стоящего на пороге. Он, конечно, не использовал никаких духов.

— Вы оставили в коляске фотографию Гнерлиха, — сказал профессор Брендел, давая ему разорванный пополам снимок.

— Проходите, профессор, — Мок широко открыл двери. — Напьемся водки.

Бреслау, пятница 23 марта 1945 года, восемь вечера

Когда вода стала заливаться ему в нос, он очнулся и закричал от ужаса. Он лежал в холодной воде, заполняющей ванну. Тряс его озноб. Резко встал, а вода, взволнованная этим движением, перелилась через короткой край ванны. Выходя, он поскользнулся и не удержал равновесие. Центр тяжести оказался за ним. Замахал руками и схватился за висящее на вешалке полотенце. Оторвал тесемку ударился крепко ягодицами о мокрые плитки пола. Боль в спине напомнила ему о поперечине разогнавшейся дрезины, которая пробила ему плащ и чуть не раздробила позвоночник.

Он пытался проглотить слюну, но ему это не удалось. Высушенные алкоголем слюнные железы не работали вообще.

Харкнул и выплюнул густую мокроту из прожженных легких.

— Марта! — позвал он, прикрывая свои гениталии полотенцем. — Марта, помоги мне, я не могу встать!

Никто не пришел. Он закрыл глаза и попытался вспомнить происшествия сегодняшнего дня. Карен вышла из квартиры, Марты не было, профессор Брендел пришел, выпили три бутылки водки.

Профессор пил медленно, он сам — жадно. Когда Брендел выпивал один стакан, Мок заканчивал второй. Когда профессор объяснял тонкости Нагорной Проповеди, капитан ставил какие-то бормочущие вопросы. Когда Брендел предостерегал его от чего-то, Мок смеялся презрительно. Достаточно только вспомнить, только то у него осталось в рассыпанной мозаике сегодняшнего дня. С трудом встал, открутил кран и, раскрыв засохшие губы, впустил в них сильную струю воды. Голова трещала у него от токсинов, которыми вчера и сегодня наполнил свой организм — добровольно и вопреки себе.