Крепость

Речь Вёдрина была запита изрядным количеством водки и портвейна. Илья тоже пил и пытался вообразить себя космическим пленником чуждого мира, чуждого разума, живущим по обычаям туземного племени и просто слегка запутавшимся в туземных отношениях. Это утешало. Только представить, понять, что ты житель иных миров, и — можно ко всему относиться со стороны, конечно, переживая свою оставленность, но зато не испытывая никакого чувства вины и ответственности. Хорошо бы было чувствовать себя существом с Альдебарана, хорошо бы было, хорошо бы, хорошо…

Глава VI Разговоры в коридоре и в комнате

— Так вы ничего про нее не знаете

— Нет! право, ничего!

— О, так послушайте.

А.С. Пушкин. Пиковая Дама

На какой-то момент сегодня ему удалось представить приятелей и телесную свою оболочку порождением чуждой планеты, враждебной его альдебаранской сущности. И все тщетно, все прахом… Слишком все с ним происходившее его касалось. Не мог он от этого отчураться, отстраниться… Не мог посмотреть на себя извне. Если и мучали его какие потусторонние силы, то очень они с земными его страстями были связаны. «Пусть Альдебаран остается вотчиной Вёдрина», — усмехнувшись, махнул он рукой, подходя к пятиэтажному, почти родному уже для него дому.

Привычное возбуждение охватило его. Он входил в квартиру, где жила сейчас Лина, охотнее, чем к себе домой. Он был уверен, знал по опыту, что, сердитая по телефону, Лина встретит его с радостью, с любовью, — такая вздорная, несчастная, желанная. А он захочет распушить перья и начнет говорить о том, что волнует его, и ему будут внимать. А внимание, казалось ему, окрыляет, возвышает дух, позволяет относиться к себе с уважением. Ох, как Илье это было нужно!..

Позвонив, он ждал, пока ему откроют, глядя на обшарпанную снизу, словно оббитую грязными ногами дверь, и подумал, что это, наверное, маленький Петя, не дотягиваясь до звонка, колотил ногами по нижней филенке. Илья услышал, как поворачивается рукоятка дверного замка, и, одновременно уловив в глубине квартиры чьи-то чужие голоса, сообразил, что черная «Волга», стоявшая у подъезда, очевидно и привезла сюда гостей. Ее шофер спал на переднем сиденье, накрывшись газетой. Но кто могли быть эти гости? Они не входили в его предположения о том, как будет протекать его визит, он даже приуныл немного.

Дверь открыл Петя и обрадованно улыбнулся Илье. За ним, в конце коридора, он разглядел Лину, стоявшую с кухонным ножом в руке, в цветастом фартуке поверх темно-фиолетового вязаного платья с короткими рукавами. В ванной лилась вода, кто-то булькал, полоща рот. Лина, засветившись при виде Ильи, но робко, словно виноватясь за раздраженный телефонный разговор, подошла и встала за Петиной спиной.

Хлопнув по плечу, полуобняв его правой рукой и отстранив слегка с дороги, Илья потянулся поцеловать Лину, чувствуя, что у него перехватывает дыхание, отступает куда-то вчерашний бред и морок с Элкой и Паладиным, что забыл он все на свете и не хочет ничего и никого, кроме нее, и что, видимо, на лице у него все это написано. Потому что Лина уклонилась от поцелуя. Рядом стоял Петя, дверь в комнату Розы Моисеевны была открыта и оттуда доносились голоса: разговаривали две женщины.

— Петя, иди к себе, — строго сказала Лина. — Сейчас гости уйдут, я позову тебя обедать. Да-да, иди и закрой за собой дверь.

Петя обиженно хлопнул дверью.

— Ты слишком резко, — шепнул Илья, привлекая к себе Лину. — А что за гости? Надолго?

Прижавшись к нему на секунду и снова выпрямляясь, она сказала нейтральным голосом:

— Надеюсь, что скоро… А ты давай вешай свою куртку в шкаф и проходи на кухню, поможешь мне.

Ее длинные смуглые руки приняли от него куртку, и она сама, словно не доверяя ему, а на самом деле показывая, что ей приятно за ним ухаживать, открыла дверцу шкафа, чтобы повесить куртку. Илья воспользовался распахнутой дверцей как прикрытием и поцеловал ее. Она счастливо улыбнулась, но тут же приложила палец к губам.

Скрипнул паркет на пороге комнаты Розы Моисеевны и хлопнула дверь ванной. В коридоре сразу стало толкотно, поскольку для четырех человек места здесь было маловато. Из комнаты вышла девица лет двадцати пяти в мужском пиджаке, с продувной комсомольско-журналистской физиономией. Щеки у нее были бугристые и свекольно-красные, на носу тяжелые, квадратные очки, и вся она нелепо оживленная и понимающе заинтересованная. Из-за ее широкой спины вырисовывалась голова Розы Моисеевны с неприбранными, распущенными редкими белыми волосами. От ванной по направлению к ним, прихрамывая на одну ногу и подволакивая другую, ковылял криворотый человек с черным портфелем и шляпой в одной руке. Подойдя поближе и протиснувшись мимо Лины и девицы с портативным магнитофоном, он перехватил свой портфель в левую руку, а правую протянул, скорее, даже сунул Илье:

— Позвольте представиться. Саласа, доцент.