Крепость

Илья замолчал. В голове словно что-то щелкнуло. Утренний разговор с Лёней. Сердце сжалось. Да, эпизод в финской бане. Бесстыжий, по сути своей. Затащил его в баню Лёня Гаврилов, их, кстати, общий приятель с Кузьминым. Баня принадлежала МВД, незаметная такая снаружи избушка, но вполне роскошная внутри видела как-то в компании, где он разливался соловьем и мыслью по древу растекался. Был он филолог, фарца, книгами подторговывал, работал в каком-то издательстве, при этом фантастический бабник — невысокенький, усатенький, с хитрыми глазками. Звали его Олег Иванович Любский. Уверял, что их род побочный, от Боголюбских. Врал, конечно. Он сидел за столиком, пил, лопал курицу, курил. А рядом с ним прелестное юное создание, девушка двадцати лет, как и все они, закутанная в простыню. Они только сели, выпили. Поднял их с места Олег Иванович: «Ладно, мужики, пожрали? Пойдем теперь жариться, мутями потрясем. Смотрите, кого привел. Марьяночка, красавица моя, сними простынку. Радуюсь, душа отмякает, на нее гладя. Какое тело, какие линии! Вот она жизнь! Ах, какая женщина! Наша! Не гляди, что черненькая! Южно-русских кровей! Пока вы там ковырялись, мы с ней уже два раза… Смотрите, какое чудо я вам привел. И уже не краснеет. Моя школа». После прогрева ныряли в бассейне и трахали по очереди эту Марьяну.

Вспоминать это — тоска, ужас и стыд.

Он подавленно молчал.

Выручил его Борис.

— Эй, Илья. Очнитесь. Вам чаю или еще водки?

— Чаю.

— И давайте сменим тему. А то вы совсем во мрак погрузились. Я буду чай наливать, а вы расскажите мне, за что дед ваш в ссылку попал. Я и не знал, что у вас дед был профессором.

Он принялся разливать крепкий чай в большие чашки.

— За что деда посадили? Он был профессор-микробиолог, что-то там перед войной открыл весьма значительное, был донос одного из учеников, что открытие базируется на идеалистических принципах… Так что по сути дела за открытие и посадили. Потом ссылка. Он нарушил наш главный принцип. Ведь у нас главный принцип, который мы впитываем с молоком матери, — не высовывайся!

— А, вот откуда ваша тема — «профессорская культура».

— Вы считаете, что это — экзистенциально-автобиографическая тема?

— А все темы, взятые всерьез, таковы.

— Может, вы и правы, — Илья задумался на мгновенье, потом рассмеялся. — Но вы, Борис, в гораздо большей степени принадлежите «профессорской культуре». Взять хотя бы ваш кабинет. Это ж кабинет настоящего бюргера, потомственного представителя духовной, нет, точнее, умственной прослойки общества. Меня профессорство деда задело рикошетом, но все же задело, потому я и вас, и семейство Востриковых понимаю и люблю. Но я-то разночинец. Поэтому и возвращаюсь к своей разночинской проблематике. И о Черныше веком поэтому пишу. Очень непопулярное нынче имя. Но, на мой взгляд, самая трагическая фигура русской культуры, оболганная и врагами, и последователями. Россия чуть было не родила своего русского Христа. Но учение его было непонятно, а он, как и Христос, объявил высшей ценностью жизнь, а не гибель, не смерть во имя государства, как у нас было принято и как было принято в языческом Риме. Даже Василий Розанов, уж на что был противником всех демократов, а назвал Чернышевского воплощением Древа Жизни… Но и это не услышали. А мне близка его жажда цивилизации, его настоящий гимн цивилизации, да и его интерес к Риму тоже, мне близок. Самая оригинальная историософская концепция, какая только была. По его мнению, Рим доработался до основ цивилизации, к каким пришла Западная Европа только в XVII веке, но был разрушен, как потопом, нашествием варваров, что отбросило развитие человечества, по крайней мере, на десять столетий назад. Я, правда, думаю, что и внутренний распад свою роль сыграл, но причина гибели названа точно — удар стихии. А Россия, если согласиться с ее самоназванием — Третий Рим, уж точно погибла от внутренних варваров, отбросив стоявшую у дверей Европу.

— Бросьте, Илья. Россия совсем даже не погибла. Просто кончился один этап, один из этапов, наступил другой, но и он подходит, на мой взгляд, к концу.

— Что называть гибелью! Вы ведь не будете отрицать, что страна варваризована. Я вот этим летом опять, как вы знаете, с нашим общим приятелем Лёней Гавриловым по Ветлуге путешествовал. Хороши дома, строившиеся дворянами, купцами да попами. А в церквах теперь склады и мастерские, а в жилых домах дворян и купцов даже не школы (это бы еще ничего) — разнообразные конторы. За все семьдесят лет ничего даже и отдаленно похожего на эти цивилизованные здания не построено. Так и видишь варваров, которые в развалинах Колизея пасли скот, а стены терм разваливали и из обломков возводили хижины. Цивилизованные привычки были забыты на много веков. Я же сказал: ломил антой стала неопрятность.

— Но даже в период упадка есть в России величие. Тут вы меня, Илья Васильевич, не собьете и не переубедите. И не заводитесь, пейте лучше чай с сахаром. Для мозга полезно.

Илья отхлебнул терпкий от крепости чай, усмехнулся.