А внутри говорю: Поцелуй меня в задницу, господин майор. Все же, мы не на прогулку выехали, господин майор! И все эти Ваши дела полное говно, господин майор.
Бартль должен знать, что я планирую: Идея поставить нас во главе колонны, хороша. Там мы сможем, пока весь блеф не откроется, получить фору, чтобы успеть взять ноги в руки — думаю, минут десять чистого выигрыша. Нырнем в лощину и затаимся — как мы это умеем. «Кучер» тоже должен знать, что произошло. Смущает только одно: Как это сказать моему «сынишке»?
— Здесь своего рода игольное ушко, — объясняю им. — Там, за дорогой, стоят янки, справа от нее — террористы, мы никак не можем уйти с этого шоссе. А теперь еще эти парни хотят нас здесь к себе прибрать.
«Кучер» пристально и недоверчиво смотрит на меня и говорит:
— Не может быть, господин обер-лейтенант!
— Короче, мы уже сейчас должны занять нашу позицию. А затем вперед и с песней!
Бартль напевает:
— Розы, тюльпаны и нарциссы, вся жизнь сплошная… мечта.
Вполголоса, чтобы никто снаружи не услышал, говорю Бартлю:
— Один мудрец сказал когда-то: «Остынь парниша и веди себя потише».
Бартль молчит.
— Да, Бартль, Вашими изречениями я уже сыт по горло.
Мы занимаем нашу позицию.
Я перелистываю карту дорог, затем вновь складываю ее. Пять минут спустя опять раскрываю карту. Хорошо, что при этом никто не смотрит на меня: Господи, да этот парень нервничает, могли бы они подумать. Среди разнообразных линий, которые сам нарисовал на карте, я уже больше ничего не понимаю.
Почти вплотную к нам стоит большой, воинственно выглядящий грузовик. В нем вполне должно было бы хватить места и для части нашего груза… Но «шнуропогонники» исчезли. Они проводят большое вече.
Подхожу к водителю и объясняю ему ситуацию. Парень смотрит на меня с таким ошарашенным видом, как будто он должен застрелиться сразу и на моих глазах.
Из его заиканий разбираю, что экипаж его драндулета состоит из высокопоставленных врачей.
— Генералов медицинской службы и подобных…
Вот зараза! Так много изысканности на одном пятачке. И куда же мчат эти господа, интересуюсь у водителя.
— В Париж, господин лейтенант, а затем дальше, в зависимости от ситуации…
— Чудненько! — благодарю за справку, и тут же замечаю, как эти четыре выпендрежника, в сапогах для верховой езды и галифе, приближаются к нам.
— Ладно. Посмотрим все же…, — говорю про себя.
Я иду им на встречу, делаю шаг в сторону, салютую полунебрежно и излагаю свою просьбу, а сверх того и ее обоснование, исходя из того, что наши шины слишком спущены для такой большой почты. Выслушав меня, один, самый толстый пижон, произносит:
— Наш ответ «нет», господин лейтенант!
И другие вторят ему:
— Это немыслимо!
— Мы же не полевая почта.
— А что необходимо сделать с шинами?
Ах вы, чертовы ослы! говорю шепотом.
— Мы должны пытаться растянуть наш запас дров, — убеждаю Бартля.
— Как это, господин обер-лейтенант? — спрашивает тот ошарашено.
— Думаю, надо все древесные остатки, что здесь повсюду валяются, порубить и измельчить — все, что может нам сгодиться, чтобы не тратить наш запас…
— Практика выше голой теории, — бормочет Бартль дружеским тоном.
— Ну, так и начинайте с практики!
Постепенно зарево пожарища над Blois становится более разноцветным и в нем, на фоне неба, выделяются мощные красные и оранжевые тона: Еще час, прикидываю про себя, и наступит полная темнота.
Когда вскоре темнеет, мой взгляд падает на лицо, отливающее от далекого пожара, вздрагивающей краснотой: Разорванный и от этого более широкий, дергающийся рот. Вытянутые губы, светлые зубы, лихорадочно блестящие глаза. Испугано отступаю перед этими рябым гримасничающим лицом. И только тут понимаю, что судорожно вздрагивающий всем телом домовой — это наш «кучер». В своем первобытном восхищении он не замечает, что я пристально смотрю на него.
Пироман! осеняет меня. Впервые в моей жизни я вижу живого пиромана. Наш «кучер» — сам черт из преисподней!
Бартль и в самом деле освежил наш запас дров, и «ковчег» стоит наготове. Теперь мы должны двигать вперед.
Однако я не хочу ничем рисковать и поэтому прохожу по выезду и первую сотню метров шоссе. Был бы полный пипец, если бы там что-нибудь лежало поперек.
Кажется «кучер» снова успокоился. Вероятно, это зависит также и от того, что красные языки пламени поднимаются теперь не так высоко, словно большой пожар в Blois хотел взять паузу.
Инструктирую «кучера» таким безразличным голосом, будто не смотрел за ним в его восхищении пожарищем:
— Совершенно медленно и по возможности тихо ехать — без света фар, конечно. Выезд из карьера Вы можете отчетливо видеть из «ковчега» на фоне неба. Ни в коем случае не останавливаться, даже если очень приспичит. Итак, только прямо…
То, что так много транспортных средств не сразу поворачивают после выхода на шоссе и теперь должны нас догонять, а это вызывает дикий шум и грохот, радует мое сердце.
Тычу «кучера» в бок и одновременно ору ему в ухо:
— Как только окажусь наверху — двигаем вперед!