— Они, все же, знают, куда мы идем. Но тут уж пусть у себя в заднице ковыряются: то ли в La Pallice, то ли в Bordeaux. И то, что La Pallice находится к нам гораздо ближе, спорим, они это тоже знают. И там-то уж они вполне могут поджидать нас…
— Да знаем мы это, — отвечает кто-то иронично. — Ну, ты просто просекайло!
Но, как ни суди, а парень скорее прав: Томми наверняка знают, что мы здесь крадемся потиху. Всегда предполагал, что им ясно, как день божий, что, они не раздолбали нас при выходе из Бреста. Потому у них и не было никакого праздника в честь одержанной над нами победы, а лишь огромное разочарование и соответственно еще большая ярость.
Рассуждая дальше, можно предположить, что уже продумали, какая база была выбрана нами в качестве порта-убежища… и что они в полном покое от более-менее точного знания того, когда они могут рассчитаться с нами. Это уж к бабкам не ходи.
С другой стороны, успокаиваю себя, здесь мы все-таки уже немного вне их досягаемости. Вероятно, они не залетают так далеко на юг для регулярного патрулирования…
Хотя все же, может и так статься, что господа заняты далеко на севере так, что не имеют больше свободных рук и самолетов — во всяком случае, для нас.
Ах, что за чушь и дешевое самоутешение, сдерживаю свои рассуждения. То, что братишки оставят нас неостриженными наголо, едва ли вообразимо. Непосредственно перед тем моментом, когда уже кажется, что мы выскользнули из ловушки, судьба может подкинуть нам дровишек в задницу — что мы в последнее время испытывали снова и снова. Чтобы протащиться чуть ли не по всему миру, пережить реально тяжелые опасности, а затем на последних милях, почти уже в виду суши, быть уничтоженными самолетами-торпедоносцами — это вовсе не веселит. Точно так случилось с одной из больших лодок Второй флотилии.
А затем еще пройти в гавань мимо брандеров, которые возможно, лишь накануне нашего выхода из Бреста получили какие-либо намеки о нашем маршруте следования, но до сих пор не получили заявку о нашем прибытии — это будет еще та песня…
Меня обуревает чувство того, что страх вероятной гибели не только от торпед и бомб противника, но и от своих, словно метастазы расширяется с каждым часом. Если бы только командир мог лучше совладать с собой, и его вид не был бы таким неуверенным! Этот его потерянный вид действует на людей словно отрава…
— Теперь нам осталась пара-тройка часов до точки встречи кораблей сопровождения, — произносит вахтенный старшина второй вахты излишне громко.
— Если только удастся, — слышу бормотание.
Командир, конечно, считается с плотным кордоном подкарауливающих нас судов и самолетов противника. Cordon bleu — синяя лента заградительного кордона! И мы должны прорваться сквозь нее. А что потом?
В затылке вспыхивает огромными прописными буквами слово МИНЫ. Против мин совсем ничего не поможет, никакой тактический расчет, никакое мужество, никакая смелость. А перед этим побережьем можно с уверенностью утверждать лежат не одна и не две мины: Не только самолеты, но и подводные лодки, и быстроходные катера наверняка сбрасывали здесь свои мины. А наша фирма, конечно же, не озаботилась заказать свободный проход для нашей подлодки в этом районе моря.
Перед Брестом Томми в общем и целом не везло с их электроминами: Слишком глубокая вода. Но здесь, на этом плоском предполье побережья, идеальные условия для таких мин.
Чуть не ежеминутно свободный от вахты старшина приходит теперь под каким-либо надуманным предлогом в ЦП, и делает это, несмотря на строжайший запрет излишних передвижений на лодке. Из-за дифферентовки, но также и того, чтобы ничто лишнее не смогло бы просочиться из центрального поста в отсеки. Но что он может рассказать в носовых отсеках, если успевает схватить лишь несколько ничего не значащих фраз?
От моряков на рулях глубины требуются постоянные усилия выравнивать перенесение центра тяжести лодки.
— Чертова неустойчивость, — ругается один из них и этим подразумевает большое передвижение людей в лодке.
«Неустойчивость» — это точное слово выражающее наше жгучее стремление снова ощутить твердую почву под ногами. Твердая почва! Когда же только это будет? Все мои желания достигают теперь своей кульминации в требовании обрести вновь твердую почву под ногами.
Слышу шепот об оберштурмане:
— Теперь, однако, очкует наш штурман!
— Вжался в свой столик, словно обосраться боится. Ему следовало бы еще и ящик с картами приоткрыть, чтобы на пол не насрать!
Но третий голос произносит:
— Да ладно вам, парни. Он и так уже произвел все расчеты что надо!
Я думаю: Конечно, произвел. Ведь, в конце концов, он лишь позавчера получил возможность сориентироваться по звездам.
— Ну, как выглядит программа наших действий? — спрашиваю оберштурмана напрямую.
— Пока будем идти на электродвигателях так долго, насколько возможно. Затем, возможно, заляжем на дно и там выждем. А уж после этого на рассвете всплывем и пойдем к берегу.
— Убедительно!
Оберштурман одаривает меня ожидающим, полным нетерпения взглядом и произносит, наконец, со слабым стоном в голосе: