— Совершенно не везет мне с попытками к бегству. Ни по суше, ни по воде…
— Ты еще по воздуху не пытался, — бормочет Старик. — Из Бреста выбраться, это как в Scapa Flow забраться…, — говорит он и хватает свой купальный халат, — … или гораздо хуже. Мы тоже не смогли предвидеть, что все обернется таким образом.
Затем внезапно, будто бы только проснувшись, он спрашивает сильным голосом:
— Как все было?
Я не хочу опережать командира подлодки и потому бормочу заикаясь:
— Мы попали в полное дерьмо… никаких шансов… они нас отпрессовали по полной… Катера и самолеты, естественно, вместе. Совершенно закрыли ход… настоящий кордон устроили…
— Нам следовало все по-другому сделать, — медленно произносит Старик.
Как по-другому? говорю себе — и затем громко:
— Может быть, было еще не достаточно темно? Катера ждали нас в тени утесов — думаю, что когда они издалека видят минный прорыватель, то уже точно знают, что происходит!
Старик выуживает из-под кровати башмаки, садится на стул и надевает их. Но вместо того чтобы встать, остается сидеть склонив голову: Он погружен в своих мыслях.
— Без сопровождения мы и раньше погружались, — наконец, говорит Старик вполголоса. И затем, будто разговаривая с собой самим: — Но совсем без защиты идти — так дело тоже не пойдет. Разве что с тральщиками идти? Но отдельный тральщик подозрителен. Два тральщика еще могли бы сойти за обычный морской патруль, например… У них также больше огневой мощи, чем у этой колоши — прорывателя.
Старик замолкает и втягивает нижнюю губу меж зубов. Затем смотрит на меня широко открытыми глазами и громко говорит:
— Но, ради всех святых, вы должны будете снова уйти!
Вот мудрость земная! Вся в этих его последних словах! Могу представить себе, какие соображения при этом руководят Стариком: Томми думают, что потопили лодку. В любом случае они уверены, что расстроили попытку к бегству. За это они и выпьют. То, что мы снова можем появиться, они, возможно, не берут в расчет. И, вероятно, господа агенты также улеглись спать после выполненной работы… Морхофф стоит, опустив плечи, посреди кабинета Старика. Он хочет доложиться по-военному, но Старик уже рычит:
— Не валяйте дурака! — и затем гораздо мягче: — Ладно, садитесь.
Старик тоже садится. Но вместо того, чтобы спрашивать теперь командира по существу рапорта, он сидит, широко раскинувшись за своим письменным столом, и размышляет. Он делает это как актер, играющий роль размышляющего человека: Сидит, крепко сжимая голову обеими руками. Его лоб — что стиральная доска. Наконец, командир лодки хриплым от явного нервного напряжения голосом говорит:
— Обзор, к сожалению, был довольно хорошим…
Так как Старик ничего не говорит, командир продолжает, словно жалуясь:
— На берегу постоянные пожары. Огонь все время освещал нас…
И получает на это взгляд полный сомнения. Когда же он произносит:
— А еще там извилистый фарватер…, — это буквально взрывает Старика, и он, сердясь, говорит скрипуче:
— Я этого понять не могу! Увы!
Снова наступает молчание, и воцаряется на тягостно долгое время.
— Нам требуется ремонт, господин капитан, — наконец, выдавливает командир.
— Вы должны устранить все средствами вашего борта, — Старик сразу рубит резко. — Следующая тихая вода будет слишком поздно.
— А если задержаться на сутки? — робко спрашивает командир.
— Думаю, не выйдет. Тогда братишки снова будут пасти вас. Что с чиновниками?
— Я расставил посты с автоматами, они никого не выпустят с борта.
— Это хорошо. Это правильно.
— Но если, все же, кто-нибудь захочет теперь смыться…? — спрашивает командир.
— Никто никуда! Никакого театра! Тот, кто на борту, остается на борту!
Овечье лицо адъютанта проникает в мое сознание. Он тихо вошел и теперь единственный из нас стоит: неподвижно, как замороженный. Ему тоже стоило бы надрать задницу! думаю про себя.
— Новый выход Вашей лодки сегодня ночью в 1 час! Два тральщика в сопровождение! Организуйте все необходимое, но не по телефону!
Старик по-настоящему кричит на адъютанта. Вероятно, он вынужден так сделать, чтобы этот парень проснулся. Старик принял решение, и он учитывает также и то, что наши линии выхода уже открыты противником.
— Позаботьтесь о том, чтобы вся область Бункера тщательно — я повторяю: тщательно! — была закрыта.
— Это довольно сложно сделать, господин капитан, — робко произносит адъютант.
— Почему это сложно сделать?
— Из-за персонала верфи, господин капитан.
— В таком случае, Вы сами, если потребуется, должны лично стать во главе этой работы, — как контролер в кино. Я прошу Вас сделать все возможное, чтобы закрыть Бункер!
Адъютант собирается уже исчезнуть, как Старик громко приказывает ему еще:
— И срочно разыщите инженера флотилии!
— Уже сделано, — выпаливаю я.
Старик бросает на меня косой взгляд, затем выпрямляется и берет с края стола свернутую в рулон морскую карту. Он раскладывает ее, разглаживая руками, на своем письменном столе.
— Нигде нет достаточных глубин, — бормочет он, прищурив глаза. — Здесь нет и там нет…
При этом водит правым указательным пальцем по ней туда-сюда.