Крепость

Дорога идет в долину. Побережье уже недалеко, но шум нашего двигателя внезапно заглушается глухим органным гулом. Водитель резко тормозит, и мы в доли секунды прячемся в кювете. Смотрю на машину между деревьев, которую можно обстрелять с холма, справа от дороги. Но взрывов нет. Гул стихает.

— Где-то чертовски близко! — выпаливает водитель на одном дыхании.

Дабы поберечь его нервы, немедленно едем дальше.

Как ни напрягаю зрение, нигде не следа столь много обсуждаемого «Атлантического вала». Не видно никаких укреплений на фоне яркого неба, но кое-где замечаю хорошо замаскированные фортификационные сооружения. Думаю, однако, что их довольно мало.

По обеим сторонам дороги все чаще видны таблички, предупреждающие о минных полях. Не могу поверить в то, что на самом деле за этими указателями спрятаны мины, однако, кто знает это наверняка…

Ни намека на тяжелые береговые артбатареи, такие же, как на мысе Gris Nez. Словно наяву вижу газетные фотографии Роммеля осматривающего вместе с адмиралом Рюге береговую линию обороны, и невольно задаюсь вопросом: где могли быть инсценированы подобные осмотры — уж никак не в этой местности. И тут же возникает второй вопрос: эти «роммелевские макаронины» — надолбы, пулеметные гнезда и береговые препятствия — неужели это и есть «ненаступательные укрепления»? Я бы скорее назвал их «непривлекательные»… У Сен-Круиза, вблизи Ла Боль имелись хотя бы артиллерийские стенды — словно для дуэли с линкорами, но тщательно замаскированные за береговой линией. Но даже их я осматривал со скептической улыбкой: вблизи не было никаких ориентиров на местности, никаких зацепок. А в тылу — замаскированные, герметично закрытые бункеры. В то время меня будоражила одна мысль: что будет, если враг не спереди, в лоб, а с тылу нападет — к примеру, воздушным десантом?

В любом случае, здесь ни следа укреплений. На постройке Атлантического вала в 1943 году — так я читал где-то — более полумиллиона человек было задействовано, в основном каторжане. Неужто это все, что было подготовлено? Наверняка! Но побережье, которое этот Вал должен был защищать, длиной почти 5000 километров, а весь Восточный фронт — 3000! Значит, фраза: «Превратим Европу в неприступный бастион!» — это всего лишь неумная шутка.

Останавливаемся рядом с часовым, стоящим между двух мостов, в укрытии наподобие рекламной тумбы, со старым, с водным охлаждением, пулеметом и неподвижно смотрящим, из под низко надвинутой на глаза каски, на море. Хочу поговорить с ним, но тут нас накрывает внезапный шум с воздуха глухим гулом, похожим на низкие басы.

Не верю своим ушам, но уже отчетливо слышу гул моторов, и воздух внезапно задрожал. Что это такое? Совсем не похоже на шум самолетных двигателей.

— Да это же Фридолин полетел! — объясняет часовой.

Ясно. Значит, так звучит в полете ФАУ-1: впервые слышу звук этого таинственного оружия. От часового узнаю: пусковые ракетные установки нового ФАУ- оружия расположены между Дьепом и Абвилем, и дальше на север, до Кале. Эти самолеты-снаряды ФАУ-1 несут 850 кг взрывчатки; длина — около 8 метров, а размах крыльев 5 метров 30 см.

Часовой довольно интеллигентен и запросто добавляет: «ФАУ-1 напоминает штурмовик, но не такой быстрый» — «Медленный, что ли?» — «Да нет. Так сказать нельзя. английские истребители могут лететь рядом с ним и даже касаться его крылом. После такого «поцелуя» ФАУ-1 сбивается с курса и входит в штопор. Это видно даже невооруженным взглядом.» — «Это интересно. И собственными истребителями тоже?» — «Наверное нет, господин лейтенант. Мы даже не знаем, как наши истребители теперь выглядят. Нет этого с земли точно не увидеть. Но одно известно точно: где такой Фридолин упадет, там остается только мокрое место, а они теперь летят группами.» — Солдат произносит эти слова с гордостью в голосе, не отводя взгляд от моего лица. В мозгу свербит одна мысль: жаль, что небо покрыто облаками. Охотно посмотрел бы на Фридолинов!

Словно прочтя мои мысли, часовой добавляет: «Если они полетят ночью, вы их увидите, господин лейтенант! Ночью их хорошо видно».

Едем по покрытой небольшими лесами долине с полупересохшими ручьями, строго на восток, т. к. я не хочу двигаться по незащищенной дороге вперед, к склонам крутого морского берега. Затем поворачиваем на север — в направлении Ле-Трепора.

После долгого мотания туда-сюда по объездным дорогам, заезжаем в небольшой городок зажатый меж береговых скал. Острыми витками дорога ведет вниз, к крошечному, словно обрезанному, порту. Справа и слева от дороги стоят здания без крыш, стропила торчат, напоминая стремянки ступеньками которых то там, то здесь служат торчащие куски шифера. Ставни окон закрыты, улица кажется вымершей. Но вдали замечаю людей: целая процессия из женщин и молодых парней с большими деревянными клещами на плечах идет нам на встречу. Нам объясняют, что процессия движется на прополку чертополоха на хлебных полях.

Огромные указатели показывают дорогу к казино. Везде где я был, казино также напыщенны в своей похвальбе. Но в этом случае вид довольно гротескный.