Крепость

Как подрубленный валюсь на кровать, и вдруг какая-то волна безысходности наваливается на меня. Скрипя зубами, собираю силы, стараясь не поддаться минутной слабости, но боль и грусть камнем наваливаются на грудь, сердце бешено колотится, воздух густ, словно патока. Это просто нервы! Говорю себе. Переутомленные нервы. Я чувствую, что у меня все сливается перед глазами, и пытаюсь резкими движениями век сдержать выступающие слезы. Но через некоторое время сдаюсь. Слезы потоком хлынули из глаз, потекли по щекам, и мне стало легче. Снизу раздается громкий смех. Симона развлекается. Она занимает своих гостей. Означает ли это, что она уже в дугу пьяна? Интересно, а что она может рассказать обо мне этим старым мешкам дерьма? Но, Боже! Ей здорово навредит то, что я заплыл в эту нашу гавань, молнией проскакивает в голове – ведь я всего лишь нарушитель спокойствия, утопленник, волей случая выброшенный на берег… А теперь еще эта музыка, льющаяся из граммофона! Наша песня: “J’attendrai…” . Вихрь чувств поднимается во мне. Я мог бы поджечь дом, и Симону вместе со всем ее скарбом сжечь заодно. Ни одна душа не успела бы затушить этот пожар. Все очистить огнем! Сделать все tabula rasa ! Имеется ли пожарная команда в Ла Бауле? Никогда не видел здесь пожарных. Сосны вокруг дома быстро захватились бы огнем. Весь этот сосновый лес с торфом под ним сгорел бы дотла. Дом в Пен Авеле тоже сгорел бы. Всю округу испепелило бы! В груди что-то болит. Нужно заставить себя отнестись с цинизмом ко всему происходящему: Such is life! – кричу каждой клеткой своего измученного тела. Мне это нравится! Все как всегда: из одного дерьма в другое. Постепенно мне удается успокоиться и сосредоточиться на мыслях о Симоне. Нужно нырнуть поглубже, сделаться невидимкой, оставаясь с хорошей миной в этой злой игре. Как часто я советовал ей это, пытался научить, настоятельно призывал к этому. Бог его знает, как удалось Симоне остаться в Ла Боле со своей матерью. Могу лишь догадываться. В любом случае она терпит все это лишь из-за своего кафе, выглядящего так приветливо на этой главной улице города, и где пехотинцы могли купить себе лишнюю пару лепешек. Она должна вести себя очень и очень приветливо, чтобы ее бизнес процветал, а она и ее мат не были высланы из этого места. Но, к сожалению, это вовсе не в духе Симоны. В ее душе всегда сидит какой-то чертенок готовый выкинуть какое-нибудь коленце. Симона просто не хочет замечать, что уже давно заговорила другим тоном, с тех самых пор, как перестали звучать фанфары о постоянных победах немцев на фронте. И теперь в Ла Боле надо вести себя по-другому. А эта свинья с серебряной эмблемой черепа на околыше фуражки – нет сомнения – он из СД. Надо было видеть, как он стоял на шлюзовом пирсе – широко расставив ноги и ухмыляясь! Презрительно и бесстыдно широко развернув свои ласты: ну, типичная свинья! Снизу доносится шум голосов – звонкоголосая перебранка – и из этой какофонии звуков мое ухо улавливает звонкий, дрожащий театральный голосок Симоны. Эх, было бы у меня мое оружие, устроил бы я им там, внизу, переполох! Нащелкал бы их штабелями, а затем исчез. Однако, чистой воды анекдот: мои автомат и пистолет системы Вальтер я сдал еще в Пен Авеле перед выходом в море. Ничего, даже перочинного ножа нет в глубоких карманах моих кожаных брюк. Хотя, постой-ка, внизу, в гардеробе, наверняка висит с полудюжины портупей с пистолетами в кобурах. Итак? Нужно лишь тихонько снять сапоги и оставшись в носках, на цыпочках спуститься вниз. Ладно, успокойся, говорю себе, все это довольно трудно осуществить. Эта скрипучая лестница поднимет такой визг и треск! И, кроме того, меня с головой выдаст исходящая от меня вонь: мои шмотки невыносимо воняют. Скорее всего, я оставил позади себя широкий шлейф вони! Внезапно мне не хватает воздуха. Не везде найдешь такой воздух как в этой местности! Ядреный воздух с отчетливым привкусом скипидара. Воздух, который хочется кусать. Лежу, распластавшись и с силой, глубоко вдыхаю этот чудный воздух. Грудная клетка вздымается и опускается, словно морская гладь. Однако мне надо срочно принять ванну, чтобы смыть всю эту вонь. А может, лежа в ванне перерезать себе вены? Руку свесить из ванны, как Марат на картине Ингреса. Или не Ингреса? И ванна будет вся красная от крови, как будто свинью резали: когда Симона найдет меня в таком виде, сразу в обморок рухнет. Вот это было бы для нее действенным наказанием. Но вместо того, чтобы собраться с силами и окунуться в блаженство ванны, остаюсь лежать весь скрюченный, словно получив тяжелое ранение в живот.

Окончилось ли мероприятие? Этим стариканам внизу, наверное, испортили настроение. Настоящая гармония больше не могла царить там, у них…

Мечтания у камина, с бокалом французского вина в руке – в этом состоит смысл жизни этих господ. Но мое появление разрушило их столь романтичный настрой – оно никак не входило в их планы на этот вечер грез о Франции.

Слышу, как заводятся две машины. Теперь шум голосов доносится с улицы. Он быстро удаляется и скоро затихает вдали.